Плывущий медведь
Шрифт:
Ларсен посмотрел на меня.
— Мне хочется, чтобы это выяснил ты, — эти слова он проговорил медленно, как будто для того, чтобы они до меня хорошенько дошли.
— Но такими делами занимается полиция, — сказал я. — Почему ты не пойдешь к ним?
Ларсен не ответил и налил себе еще воды.
— Хочешь быть ни при чем? — спросил я.
— Я не знаю, кто в этом может быть замешан, — сказал он.
— Как это?
Ларсен рассказал, что за пару месяцев до банкротства коммуна выделила комбинату кредит
— Разумеется, я не знаю, кто постарался, чтобы это не выглядело как венчурный заем, — сказал Ларсен. — И кто в итоге смылся с деньгами.
— А кого ты подозреваешь?
— Не знаю и не хочу гадать. Город маленький, а я тут еще жить собираюсь. Собирался, — поправился он и улыбнулся. — Я не могу уехать и остаться тоже не могу.
— А на деньги вы покупали рабочих? — спросил я.
— Часть ушла на организацию и транспорт, — сказал Ларсен. — Часть — на оплату физического труда.
— А кое-что — тебе?
— Ты ее видел, — сказал Ларсен. — Она больна. Все деньги уходят на нее.
— У нас в стране больным помогают, — сказал я.
— Но не ей, — ответил Ларсен.
Он опустошил стакан. Я почувствовал жажду. Я спросил, о чем они с Самсоном Нильсеном говорили у Лотефосса. Казалось, Ларсен удивлен. Он никак не ожидал, что я знаю про Самсона Нильсена.
— Ни о чем особенном, — сказал Ларсен.
Я сказал, что это как-то странно — доехать до Лотефосса, чтобы потрепаться о прекрасной летней погоде. Ларсен молчал.
— Ты ведь ему должен, верно? — спросил я.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что Самсон Нильсен — «однорукий бандит». Вроде тех, от которых легко попасть в зависимость. Легко вообразить, как из его кармана в твой будут ручьем литься деньги.
— Я не понимаю.
— Не надо рассказывать, будто твоя жена не получает помощи. Это Самсон Нильсен держит тебя за одно место. Ты доигрался и теперь ему должен, верно?
Секунда — и Ларсен начал рассказывать. Как однажды он с небольшим капиталом присоединился к одной компании. Он знал о риске, но компании доверял. Это была не простая финансовая пирамида.
— Ну еще бы, — сказал я. — Они ведь все не простые?
Я посмотрел на Ларсена и подумал, что он, наверное, самый одинокий человек в Одде. Возможно, ликвидация завода помогла ему не лишиться собственной работы, но одновременно лишила его всех друзей. А теперь он сидел здесь, в многоквартирном доме, с немыслимым долгом и самой толстой женщиной на свете.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Ларсен.
— И о чем же?
— О том, что я — ничтожество.
— Скорее о том, что происходит с принципами.
— То есть?
— Думаю, куда пропали социал-демократические
— Иногда мы не можем позволить себе иметь принципы, — сказал Ларсен.
Я покачал головой.
— Каким образом Самсон Нильсен связан с комбинатом?
— Он все координировал, — ответил Ларсен. — Он человек со знанием местности и большими связями.
— Это ты порекомендовал его владельцам?
Ларсен кивнул.
— А кто делал физическую работу? — продолжал я.
— Ребята из приюта. Беженцы.
— Отличная компания, — сказал я.
— Это была идея Самсона Нильсена, — сказал Ларсен.
Он рассказал, что работали они прилежно. Могли работать по ночам и держали язык за зубами. Начни они разговаривать — только себе бы хуже сделали.
— Сербов привлекали? — спросил я.
— И их тоже, — ответил Ларсен.
В спальне закричала жена Ларсена. В ее голосе слышалось беспокойство. Ларсен встал. Посмотрел в окно.
— Что собираешься с этим делать? — спросил он.
— А ты бы что сделал? — спросил я, думая, что Ларсен поставил не на ту лошадку. Ему хотелось, чтобы я начал во всем этом копаться, а я и сам был по уши в дерьме.
— Что случилось с молодым Педерсеном на самом деле? — спросил я.
— Думаю, Самсон Нильсен посчитал, что он опасен, — ответил Ларсен.
— Опасен — для кого?
Жена Ларсена снова закричала. Почти в отчаянии.
— Лучше тебе сейчас уйти, — сказал Ларсен.
Он посмотрел на меня и убежал в спальню. Я докурил сигарету. Потом встал и подошел к раковине. С жадностью выпил четыре или пять стаканов воды. Дождь перестал. Над вершинами гор ползло вечернее солнце. Выйдя в переулок, я посмотрел вокруг, но не увидел ни журналистов, ни кого бы то ни было, кто мог бы за мной шпионить. Припаркованные вдоль стен автомобили отдыхали, как будто были у себя дома. Вечер выдался тихий. Дождь смыл все посторонние запахи. Пахло летом.
Я пошел по переулку, но вдруг услышал окрик Ларсена. Он подошел ко мне. На нем снова был парик.
— Ты ведь обо мне не будешь писать? — спросил он.
Я не ответил.
— Мне нельзя в это впутываться, — сказал он.
— Говоришь, впутываться нельзя?
Мы оба молчали.
— Все, что я сделал, я сделал для нее, — сказал Ларсен.
~~~
На Рёлдальсвейене шла демонстрация против расизма. Колонна демонстрантов прошла мимо моей «вольво», но мне все равно казалось, что я наблюдаю ее издалека. Возглавляли шествие председатель Эльвестад, пастор и незнакомый мне темнокожий человек. Всего в процессии было минимум триста-четыреста человек. У некоторых в руках были факелы. Все это время я сидел в крайне неудобной позе. Не хотел, чтобы к спине липла мокрая рубашка.