По чужим правилам

Тулина Светлана

Но иногда даже один — это слишком много.

Да, она выиграла сейчас, выиграла вчистую, не как вчера. Но лишь она сама знала, чего стоила ей этот выигрыш.

Звон в ушах нарастал с самого утра, тихо и незаметно, она даже почти не обращала на него внимания — ну, подумаешь, звон? Что мы, в самом деле, звона, что ли, не слышали?.. — разве что протолкнула в горло лишнюю таблетку, запив её очередной порцией сока. Это были хорошие таблетки — смесь кофеина с ещё какой-то там стимулирующей дрянью, от них дышалось легко, хотелось смеяться и немного

звенело в ушах — может быть, ещё и поэтому она не обратила внимания на этот звон…

А когда на третьей минуте боя вдруг резко распрямилась из глубокого приседа с уходом на левую опорную и выбросом правой пяткой в корпус — стало вдруг тихо-тихо.

И очень темно.

Всё тогда произошло так быстро, что никто ничего не успел понять, даже сама Стась. Она отключилась на середине разворота, и ещё продолжала по инерции начатое движение, хотя и теряла скорость, когда чужой кулак вписался в незащищённый подбородок.

Этот удар её спас.

Голова резко откинулась назад, наполнившись гулкой болью, в шее что-то хрустнуло, зубы лязгнули по загубнику и Стась окончательно пришла в себя. Даже упасть не успела.

Но каким-то чудом сумела испугаться.

Их ведь не зря всё-таки этому учили, так упорно и так долго.

Стимуляция адреналинового шока — штука полезная. Главное — просто испугаться. Хорошенько и по-настоящему, остальное дело техники, но ей так редко удавалось это простое вроде бы дело, да что там редко, практически что и никогда…

На этот раз — удалось.

Но никто не мог дать гарантию, что удастся ещё раз.

Её толкали, хлопали по плечам, тискали, хватали за руки, пихали локтями в бок и кулаками в грудь, что-то радостное орали в ухо — она всё-таки победила, хотя никто в это не верил, и потому её дёргали снова и снова, а она всё думала, как же сказать Бэту, что товарищеской встречи она просто не вынесет, сдохла, скисла, сгорела, как там ещё говорят в таких случаях на профессиональном жаргоне? Она не знала жаргона хитчеров, а на амазонкском это звучало слишком уж лично и непристойно, а ещё ей очень хотелось сесть, а её всё дёргали, всё хлопали по спине, всё по плечам трепали и что-то говорили, а она только кивала и улыбалась, потому что всё равно уже почти не слышала слов, слова сливались в невнятный многоголосый рокот, накатывали волной, и нарастал звон в ушах…

А потом она вдруг увидела Бэта.

Он смотрел на неё очень странно, не мигая, и взгляд его был взглядом змеи.

Он ничего не говорил, просто стоял и смотрел.

И не улыбался.

И вот тогда-то она и потеряла сознание — уже по-настоящему…

Стенд. Нижняя площадка

Эльвель

Здесь было холодно, очень холодно. Подсаженным на азарт орсам, может, такое и нравится, им вечно жарко, сам же Эльвель любил места потеплее.

Сейчас его откровенно знобило.

Впрочем, вполне вероятно, знобило и не от холода. Но он предпочитал не думать об этом. И без того неуютно сознавать, что ниже уже ничего нет, и вообще нет этого самого «ниже», отсюда просто некуда прыгать, а вот на голову

может свалиться всё, что угодно, вплоть до…

От одной мысли об этом становится трудно дышать, и не возникает такого уж острого желания думать о других неприятностях. Тем более, что эти самые другие неприятности не касаются больше никого. Вот и не надо о них думать. Других покуда предостаточно. Более важных. Общих…

— Какие же они всё-таки твари… — В голосе Рентури было больше удивления, чем ненависти, да и глаза светились растерянно. Кто-то постанывал — быстро и коротко, словно от боли. И ещё кто-то другой всё время твердил «Как же так?.. Ну вот ведь… Как же это так?..», словно глупая старая Рль, которую как следует шмякнули головой о толстую ветку основы.

— А ведь я им почти поверил…

— Они скиу. Хоть и двуногие. Чего же ты хочешь от скиу?

Эльвель дёрнул подбородком. Может, так будет менее заметно, насколько чужим стал его голос.

Рентури засмеялся. И смех этот был горьким.

— Наверное, я идеалист, но так хочется верить, что хоть кто-то играет честно… Ну, в смысле — не совсем так как положено, с соблюдением абсолютно всех этих дурацких и никому не нужных правил, а… ну, просто… должны же быть хоть какие-то правила даже у самых завзятых орсов?.. даже у керсов… Смешно, правда?..

Орс-идеалист — это действительно смешно. Наверное… Но только вот смеяться не хотелось. Даже так, как Рентури.

И вряд ли весело сейчас хоть кому-то на всем эссейте.

Не спасало даже то, что это не первый насильственный вывод на его Большой Игре, и даже то, что керсом он был, не спасало…

Слишком уж это было неправильным.

Слишком…

Если бы рассказал наверху кто-то из орсов — ему бы просто не поверили. Но Эйрис видела всё своими глазами, а не поверить Эйрис — это вовсе не то же самое, что отмахнуться от какого-то там орса.

Они — скиу, конечно, кто спорит. Но такой подлости почему-то не ожидаешь даже от скиу, а уж тем более — от тех, кто так хорошо провёл первые таймы.

Всё подло, тихо и просто. Никакого «лицом к лицу». Никакой игры. И никаких свидетелей, если бы не случайность. Просто синяя вспышка.

Никаких тебе предварительных свистков или предупреждений, просто вспышка.

И больше — ничего.

Абсолютно ничего от шести голоруких девчонок, самое большое нарушение которых заключалось лишь в том, что сунулись они со своей полудетской командой во взрослые игры…

— Эльвель, ты был на Коллегии?

Коллегия, ха! Эльвель опять дёрнул подбородком. Не назвать приятным воспоминанием, но вряд ли Рентури поймёт — почему. Он и сам не очень-то понимал.

На этот раз никто не кидал на него испепеляющих взглядов, а уж об огрызках всяких там и вообще речи быть не могло.

Забавно…

— Что — Коллегия? — Эльвель сделал неприличный жест, — Дисквалифицировали, конечно… Заочно. Всех скопом. Что они ещё могут-то?..

— Грубо… И скучно. С ними, по крайней мере, было интересно. Хотя — тоже грубо… Возражений не было?

Улыбка Эльвеля была куда неприличнее жеста:

— Эти новеньки — заведомо орсы, все поголовно, если не хуже. В чём я, кстати, не уверен… Ты же сам видел. Кто станет с такими связываться?..