По дорогам сказки
Шрифт:
— Ну, спасибо на добром слове, — сказал Микель. — Всё это так и было. Вы точно в книге прочитали. Но было и ещё кое-что… Я, по правде говоря, должен поблагодарить вас…
— Меня? Да ведь я не успел сделать для тебя ровно ничего хорошего!
Микель улыбнулся и покачал головой.
— А помните, — спросил он, — что вы сказали про меня однажды моему отцу? Вы сказали: «Этот мальчик заслуживает лучшей участи. По глазам видно, что у него ясный ум и смелое сердце». Я сберёг в своей памяти эти слова, и почём знать, не им ли я обязан тем,
П.ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ (Франция) Перевела Э.Шлосберг
Бедный Ослик и жирная Свинья. Пересказали Т.Габбе и А.Любарская
Ослик спал стоя.
В это утро он проснулся очень рано, ещё до того как солнце выглянуло из-за гор, заслоняющих на востоке море.
Его разбудили на целый час раньше, чем всегда. Ослик не любил просыпаться рано. Опять побои, опять работа… Да к тому же, если его будили рано, это значило, что хозяин собирается на ярмарку, а путь туда был долгий и трудный.
Ослика разбудил Сквозняк, за Сквозняком явился Фонарь, за Фонарём — хозяин, дядюшка Франсуа, а с ним вместе, как всегда, Суковатая Палка.
Дядюшка Франсуа кашлянул, и Сквозняк сразу вылетел за дверь, словно ему дали оплеуху.
Фонарь, подмигивая, смотрел на Ослика.
Ослик выпил, как ему было приказано, ведро воды, но лезть в упряжку не захотел. Это унижало его достоинство.
Однако Суковатая Палка живо заставила его послушаться хозяина.
И вот все они вместе — Ослик, хозяин и Палка — отправились по дороге, покрытой изморозью.
Когда дядюшка Франсуа, понукая Ослика, кричал: «Но-но!» — Ослик останавливался.
Когда дядюшка Франсуа кричал: «Тпру!» — Ослик мчался вперёд, сломя голову.
Всё это он делал для того, чтобы показать, что он и сам знает, когда надо бежать, а когда останавливаться.
Но каждый раз Суковатая Палка разъясняла ему, как следует вести себя, и Ослику приходилось соглашаться с ней.
Вечером, после ярмарки, Ослик вез домой дядюшку Франсуа, который был немного навеселе. В тележке, кроме дядюшки Франсуа, теперь ворочался еще кто-то. Это был просто-напросто Розовый Поросёнок, визжавший, как грудной младенец.
«Скажите пожалуйста, — думал Ослик, мотая головой, — только потому, что у господина Поросёнка цвет кожи такой же, как у людей, я должен его катать в тележке! И он ещё визжит, хрюкает!.. Должно быть, воображает себя важной особой. Подумаешь, невидаль какая — Поросёнок!»
И возмущённый Ослик, сам того не замечая, понёсся галопом.
Тут дядюшка Франсуа, который сладко храпел после ярмарочного угощения, проснулся, а с ним вместе проснулась и его Суковатая Палка. С её помощью дядюшка Франсуа поубавил Ослику прыти.
— Ну и жизнь! Ну и жизнь! — жаловался Ослик телеграфным столбам. — Останавливаешься — тебя бьют! Бежишь — тебя бьют ещё больнее!
Телеграфные столбы гудели в ответ что-то непонятное, и Ослику казалось, что они его жалеют.
Розовый
Его разлучили с матерью, с братьями и сестрами — и кого же, его, Поросёнка!
Его посадили в эту тряскую тележку и привязали за ногу — и кого же, его, Поросёнка!
И он орал, орал благим матом, что никто не имеет права так обижать поросят.
Наконец прибыли на ферму.
Вся семья высыпала навстречу.
«Вот это мило! Оказывается, они меня ждут», — подумал Ослик.
Но, конечно, ждали не его, а Розового Поросёнка.
Ни одному королю, ни одному президенту республики не устраивали такой торжественной встречи, как Розовому Поросёнку.
— И какой же он хорошенький!
— И какой толстенький!
— И пухленький!
— И чистенький!
Розовый Поросёнок не мог прийти в себя от гордости. Про Ослика же совсем позабыли. А между тем ведь это он привёз на ферму Розового Поросёнка.
Бедный Ослик украдкой поглядывал то на людей, то на Поросёнка и думал с досадой: «Парнокопытное животное, недостойное даже хороших подков с гвоздями, — и такие претензии! А ты тут трудишься, выбиваешься из последних сил — и вот тебе награда!»
— Зюр-зюр-зюр, дружок! — ласкали хозяева Розового Поросёнка.
Кто совал ему морковку, кто капустную кочерыжку и — подумать только, до чего возмутительно! — кусок белого хлеба.
Розовый Поросёнок весь трясся от удовольствия. Он махал тоненьким хвостиком, похожим на волосатую змейку, и всё норовил уткнуться пятачком кому-нибудь прямо в колени. А домочадцы дядюшки Франсуа хохотали во всё горло и гладили его по розовой спинке.
Поросёнок даже опрокинул самого младшего из детей, а мать, вместо того чтобы рассердиться на Поросёнка, взяла да и отшлёпала малыша — во-первых, за то, что он упал, а во-вторых, за то, что, падая, чуть не ушиб Розового Поросёнка.
А бедного Ослика распрягли, и он, понурив голову, побрёл к себе в стойло, где его ждала тощая охапка соломы, в то время как всё семейство дядюшки Франсуа торжественно сопровождало Розового Поросёнка в его новое жилище. Впереди всех шёл Фонарь, потом — Суковатая Палка, потом — дядюшка Франсуа, а уж за ними — все остальные.
Поросёнку приготовили хорошенькое, тёпленькое местечко, куда Сквозняк не мог проникнуть, — чудесную комнатку, устланную толстым слоем свежей соломы. Эта комнатка была расположена между стойлом Ослика и загородкой братьев Волов. Это было самое тёплое место в хлеву.
— Эй вы там! Где же похлёбка для Поросёнка? Похлёбка для Поросёнка? Неужели ещё не готова? — кричал дядюшка Франсуа своей жене, Маринетте.
Маринетта приготовила в большом котле густое месиво из кукурузной муки, картофеля и капусты. Не забыла она положить туда и соли. Всё это она сварила на медленном огне, подливая воды и помешивая огромной поварёшкой. Услышав окрик мужа, Маринетта схватила котёл и бросилась со всех ног к Поросёнку.