По дороге в булочную (Сборник рассказов)
Шрифт:
над пыльным столом.
Бумажки как пыль иногда оседают.
Бумажки гремят как металлолом.
Бумажки порхают,
бумажки пылают,
бумажки желтеют в печальной дали.
А я их штампую, а я их рисую,
а я их сжигаю, золу и угли
огромной метлой иногда выметаю
и собираю в гигантский совок.
Печальным столбом я затем застываю,
пока не звучит телефонный звонок.
Бумажки:
Подруга, подруга,
станцуем балет, полонез, краковяк.
Давайте станцуем, друг друга белее,
пока из окна к нам приходит сквозняк.
Опять отлучился наш скромный чиновник,
и вихрем взмываем мы со стола.
В окне месяц май, расцветает шиповник,
пусть нас не настигнет большая метла.
Бумажки шуршат и в окно улетают.
И с ними чьи-то чужие слова,
которые нас теперь не волнуют,
которые к нам возвратятся едва.
x x x
Однажды летом, в жаркий день,
когда пегаса ест мигрень,
и невозможно сочинить,
связать две буквы,
вдруг наступают феврали,
и новых сил горят угли,
и руки чешутся опять,
и снова пишешь.
Однажды, дымным жарким днем,
ты размышляешь ни о чем,
прикован карандаш к столу
хромым калекой.
Но наступают феврали,
и возвратятся издали,
с мешками, полными огня,
твои идеи.
И карандаш растет из лба,
и крышей шевелит изба,
и вещи шепчутся в углу,
и твой камин жует золу,
хрустит под ножкой всякий хлам,
влетает в окна дикий гам,
февраль - последний месяц зим,
а дальше - лето, дальше - дым.
Однажды дымным летним днем
ты смотришь фильмы ни о чем,
и встать лениво.
Вдруг наступают феврали,
и прибывают корабли,
и затихают короли
своей чечнею.
А ты веселый как дурак,
а ты растрепанный как флаг,
и вот опять настольный лак
ты портишь ручкой.
И ты болтаешь сам с собой,
и буквы сыпятся гурьбой,
пока не кто-нибудь другой
прочтет все это.
ЗАРИСОВОЧКА маленькая такая. Как мысль.
Розы, слезы и мимозы,
и глюкозы, просто козы,
паровозы и завхозы,
грозы, грозы, грозы, грозы,
ливни, вихри, ураганы,
две путевки в Будапешт,
опустевшие стаканы
и крушение надежд.
ПЛАТОК
Возьми платок, возьми на память.
И, если что-то в горле встанет,
потри платком прекрасны щеки
и уголки в глазах глубоких
и чудный нос, такой чудесный,
такой
он смотрит вдаль и дышит шумно,
и вдруг обиженно сопит
и чешется, и морщит лоб,
возьми платок на память, чтоб
когда в главе прелестной стукнут
воспоминанья прошлых лет,
то протянув изящну руку
стереть со лба их влажный след
* * *
Сижу я, наевшись поганок,
И жуткие толпы цыганок
Ко мне пристают, чтоб отдал я
Последнюю тыщу рублей.
И птичка кружит надо мною,
Чтоб выхватить наглой рукою
Последнюю булку с изюмом,
Зажатую в клюве моем.
СУДЬБА
Я - печальная судьба.
Ты - мой узник насовсем.
У тебя на лапе крест.
Значит, ты умрешь вчера.
Я - бесхозная судьба.
Вот кому на лапу крест?
Это быстро я могу.
Кто желает умереть?
Я - бесхозная судьба.
Умер узник мой совсем.
Что мне делать без него?
Разве что поспать сто лет?
А потом любой дурак,
кто забыл про лапу крест,
выйдет как-то погулять,
тут его я и схвачу.
ПРАЗДНИК СЕРДЦА
Весенним днем
она о нем
такого, знаешь, мнения,
что исчезают на лице
последние сомнения.
И он, вскочив на лошадь вдруг,
уносится в Британию.
Чтоб скрыть позор от жен и слуг,
Он скачет горной ланию.
И все ему до ветра и
До бубликов просроченных.
И праздник сердца на душе,
к числу не приуроченный.
x x x
Hежно отоpвав кусок pябины,
Я слежу за pодиной своей
Ведь не хлебом человек единым,
А единым человек pублей
Мысли сбивчивы и тело, в общем, тоже
Сыpо в комнате моей, и пусть
Выступает снег гусиной, в общем, кожей
За скpебок для снега я возмусь
Hежно отоpвав кусок калины,
Я смотpю на pодину свою
Hе pублем ведь человек единый
А единый ведь уже не по pублю.
ЯЗЫК ВИСИТ, ГЛАЗА ГОРЯТ
...он переехал мне носок!
И тут меня ударил ток.
И я вскочил, схватил букет
болезней всяких, старость лет,
и побежал на вираже.
Бежал еще, бежал уже,
бежал сквозь леса дивный сад.
Бежал вперед, бежал назад.
Бежал немного как бы вбок.
Мелькал колпак, сверкал носок.
Шипели змеи за кустом,
вдогонку мне разбрызгав яд.
А я бегу, машу хвостом,