По другую сторону надежды
Шрифт:
Гарри и сам был уверен, что Малфой все еще находится здесь. Просто потому, что продолжал ощущать его — все так же, как тогда, в пещерах. Такое же заторможенное, апатичное, отстраненное, без единой мысли, присутствие — даже просто налет его, а не оно само. Но этого хватало, чтобы игнорировать весь окружающий мир и всю логику.
Этого было достаточно, чтобы продолжать надеяться — Драко вернется.
Однажды, когда Луна, как всегда, будет сидеть, уткнувшись носом в трансфигурированный в каплю связующий амулет — они давным-давно перестали выяснять, кто именно из них удерживает Малфоя, ведь
Что это я не даю тебе бросить нас? — цепляясь за него трясущимися руками, выпалит Гарри. Да я тебя сам прибил бы, если бы ты и впрямь хотел… мог… если бы ты действительно — сдался. Это был бы не ты, Малфой.
И в глубоких, полуприкрытых темно-золотыми ресницами глазах Драко мелькнет — я бы никогда не ушел от тебя, Поттер. Только не от тебя. Не от вас, придурок.
Вечера сменялись ночами, рассветы — днями, и назойливо возвращающийся глухой голос Панси уже почти не раздражал. Гарри уже научился не слышать, о чем именно она говорит с Лавгуд, что рассказывает, чем отвлекает. Он почти научился не злиться на нее за то, что она — единственная из них всех — может заниматься сейчас чем-то, что не имеет отношения к Драко.
При том, что никто из них не знает наверняка — жив ли Малфой до сих пор только благодаря им, или — благодаря непонятно чему еще. И не вернулся ли он бы давным-давно, попробуй они вытащить его — все втроем.
Гарри запретил себе думать о чем-то, что не касалось Малфоя. Все остальное могло подождать — на все еще будет время, и даже то, что в голосе Панси в последние дни все сильнее звенела тревога и обеспокоенность, почему-то не волновало ни чуточки. Мерлин, ну что может случиться с миром, в котором только что закончилась война? Они сделали то, что от них зависело — даже если сделали из рук вон плохо. Потыкать себя носом в собственные ошибки никогда не поздно — особенно, если сейчас в твоих руках находится безжизненное, но все еще не умершее тело того, рядом с кем мир проигрывает — и по значимости, и по ценности.
Рядом с кем проигрывают все.
Ну, или — почти все…
— Да я его просто сама так добью когда-нибудь!.. — долетел до Поттера сквозь толщу одеяла приглушенный и отчего-то всхлипывающий голос Панси.
Что именно отвечала Луна — Гарри не слышал, улавливая только мягкое, журчащее воркование. Успокаивает, мрачно подумал он, разрываясь между желанием встать и придушить излишне прагматичную девицу за язык без костей и нежеланием шевелиться и отрываться от плеча Драко.
— Пока этот прохлаждается, он там с ума сходит!.. — не унималась Панси.
Да пусть хоть все разом с ума сойдут, стискивая зубы и зарываясь носом в шею Малфоя, чуть не огрызнулся Гарри вслух. Ввязываться в очередной спор с занудной и временами липучей, как флобберчервь, Паркинсон, означало потонуть в перепалках до вечера — без надежды на ощутимый результат.
Тем более, что
Он лучше всех понимал, что именно переживает Снейп после гибели Джерри. В то утро, застряв на границе поселения магов, он видел настоящего профессора — пожалуй, впервые в жизни. И не горел желанием еще хоть когда-нибудь посмотреть ему в глаза — читая там справедливое обвинение.
Сам знаю, что виноват, мрачно подумал Гарри, крепче сжимая объятия, прячась в них. Но, если я подумаю об этом сейчас — я не то что Малфою помочь не смогу. Я и сам, наверное, рядом с ним сдохну…
— Никому ни до чего дела нет! — продолжала сквозь зубы шипеть Панси. — Я что, проклятая тут, за всех…
— Тебя никто не просил впрягаться! — не выдержав, процедил Гарри, откидывая одеяло и приподнимаясь на локтях.
— Легко говорить, когда плюешь на все заботы, — зло согласилась та.
— Хочешь, чтобы я озвучил, на что именно плюешь ты? — поинтересовался Поттер.
Что-то, что копилось в нем все эти долгие дни, подступало к горлу одним злым, горьким, темным комком. Что-то, от чего не получалось отмахнуться.
— Гарри… — осторожно вклинилась Луна.
— На убегание от собственного чувства вины? — почти вежливо осведомилась Панси, не обратив на Лавгуд никакого внимания.
— Хочешь повинить меня? — неверяще выдохнул Поттер. — Давай, сейчас самое время рассказать мне, какой я неудачник.
— Гарри… — снова виновато и как-то испуганно позвала Луна, одновременно дергая Паркинсон за рукав.
Та, не глядя, отмахнулась.
— От тебя мои слова, как горох от стены, отскакивают, — отчеканила она. — Ты ж всегда делаешь только то, что приспичило тебе самому. Тебе плевать, каким боком кому выходят твои решения.
— О, так теперь ты дозрела, наконец, покритиковать мои решения! Почему никто не возмущался, пока я возился с очередными мировыми заботами? Где ты была тогда, с твоей логикой и твоими потрясающе умными выводами?
— Гарри! — не выдержав, рявкнула Луна.
Только смотрела она почему-то не прямо в лицо, а куда-то вбок. Куда-то… влево.
Гарри, дернувшись и мгновенно онемев от перехватившего горло вдоха, обернулся туда же.
И наткнулся на хмурый, слегка расфокусированный взгляд Малфоя.
Слова пропали, казалось, вместе с мыслями — одновременно, сразу и напрочь, осталось только дурацкое желание протереть глаза — непреодолимое настолько, что едва получалось справиться с тянущимися к лицу руками.
Наверное, он открывал и закрывал рот, как рыба, боясь выдохнуть, потому что Драко перевел недоуменный взгляд на девочек.
— Ну и горазды вы орать, — совершенно ровным, хотя и тихим голосом сообщил он — и снова уставился на Гарри. — Я знаю, что мы должны сделать, Поттер. Мы давно были должны, я просто только сейчас понял.
Вот теперь вырвалось все — окончательно — все, что зрело и давилось в эти бесконечные дни, весь страх, и отчаяние, и только сейчас подступившее к горлу понимание — на самом деле, он никогда не верил толком, что Драко заговорит. Он просто не хотел думать, как именно будет жить без него.