По горячему следу
Шрифт:
— Ласка, собаки жира принеси!
Женщина шарахнулась в сторону и быстро пошла в сторону Нирмуна, волоча за собой сына, будто телка на верёвке.
"Меньше народа, больше кислорода. Но мне почему-то кажется, будь его воля — остался бы Бутюк".
— Не моё это дело, но зря ты работника отпустил. Если сам не знаешь, у меня совета спроси. Скользкая баба, и слухи про неё разные ходят. Не ведьма, а живёт без рода, и крепких парней на её дворе всяких видали. Обвела тебя карга вокруг пальца!
Крумкач расстроился, будто сам маху дал, так ему стало обидно за Романа.
— Чего улыбаешься? Хочешь, чтоб за дурачка тебя окрест почитали?
Роман подошёл ближе, взял разошедшегося пограничника за предплечье.
— Торопись
Так, второй раза не ходить, да. Тебя помощь нужна. Я делать, ты смотри, потом чтобы округа все знать, как я делать. Хорошо?
И Шишагов показал Крумкачу зажатую в кулаке прядь седых волос.
Подбежала Ласка:
— Хозяин, нет нигде собачьего жира!
Рома рассмеялся:
— Свиного принеси, из жирника.
Когда Шишагов в сопровождении всех своих домочадцев пришёл к священному месту, там уже собрались все жители хутора, кроме сурового пастуха Ходима — тот нынче на шаг не отходит от уменьшившегося в несколько раз стада.
Савастей, строго насупив брови, сурово вопросил чужеземца, не чёрную ли волшбу тот собрался творить в таком месте? Шишагов, как сумел, объяснил — напротив, хочу солнечным светом и очищающим огнём развеивать нечистые помыслы. Получив благосклонный кивок жреца, приступил к представлению.
Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы — пионеры, дети рабочих!
Близится эра светлых годов,
Клич пионеров — Всегда будь готов!
Радостным шагом с песней весёлой
Мы выступаем за комсомолом!
Близится эра светлых годов,
Клич пионеров — Всегда будь готов!
Под задорный мотив пионерского гимна при помощи лучка и пары палок Рома добыл живой огонь, вырастил, подкормил, присел рядом на корточки. Протянул к пламени ладони — пригодилась шаманская наука. Зрители, на всякий случай стоящие поодаль, затаили дыхание, когда огонь начал ходить за руками иноземца — ластился, как щенок к хозяину. А Роман гладил пламя, держал на ладони, угощал вкусненьким — сухой щепочкой, кусочком берёсты. Потом Рудика подозвал. Взял у того, и воткнул в землю вокруг огня двумя кругами сперва ореховые прутья, потом дубовые ветки. Савастей снова кивнул одобрительно — дело знакомое, правильное. А Шишагов тем временем в маленький горшок всякую всячину клал — кусок лепёшки, масла коровьего малость, колбасный ломтик и рыбий хвост. Горшок поставил на огонь, затем встал и поманил Хвата. Старый пёс, до прихода чужеземца не признававший никого, кроме хозяина, подошёл и уткнулся башкой в Ромины колени, подставил уши для почёсывания. Роман приласкал пса, срезал клок шерсти из-под хвоста и отослал собаку. Зрители замерли — вот оно, начинается. А Роман, не надеясь на свой смыслянский, выдал заговор на языке родных осин. Не беда, что ничего не поймут, сами придумают, да пострашнее, чем в оригинале:
Волос мерзавки с собачьею шерстью
Смешаю и жиром намажу кабаньим,
Чтоб не смогла она ложью и лестью
Приблизиться к низменным целям своим.
Хитрость пускай завивается злая,
Хвост свой змеёй ядовитой кусая.
Пища, что в лживые канет уста
Силы лишится и будет для брюха пуста.
Пусть отвернётся от женщины этой удача,
Радость уйдёт, но останется место для плача.
Под этот незатейливый стишок Роман свил волосы с собачьей шерстью и смазал топлёным свиным жиром. Разбил стоящий на огне горшочек, а получившийся жгут сжёг в пламени, не выпуская из пальцев.
Зрители молчали, не отрывая глаз от рук Шишагова.
Остатки сгоревших волос Роман растёр в ладонях, и, зачерпнув из костра горячей золы, очистил ей руки, после чего показал окончательно замороченным зрителям чистые руки без следов ожогов и копоти.
"Как они смотрят! Я просто факир, однако. In the circus, with the rabbits".
Затем он погасил пламя руками, собрал горячие угли в черепки горшка, вынес на берег Нимруна,
"Место Акчей выбрал правильно, умница".
Вместе со зрителями дождался, когда плотик скроется за изгибом берега, и ушёл домой, прихватив по дороге Крумкача — в отличие от наглой бабы, тот ещё не завтракал. Есть хотелось сильно, поэтому Шишагов не увидел, как за его спиной люди расхватали оставшиеся от "ритуала" прутья и ветки. Начавший первым Савастей сгрёб в охапку не меньше половины.
Прощаясь, Крумкач, улыбаясь от уха до уха, встряхнул Романа за плечо:
— Не беспокойся, все соседи узнают, в подробностях. Мне больше всех интересно, что после будет!
Наклонился к Роману и тихонько на ухо поведал:
— Вождь наш на днях с гощеньем будет, видеть тебя хотел.
Как здесь гостят вожди, Шишагов не знал, а его гостевание, формально продолжающееся, практически закончилось — бездельничать надоело, руки просили работы. С согласия Печкура Роман затеял очередную стройку — трофейного железа скопилось много, от Дзеяна привёз как бы не больше того. Смех сказать — копейных наконечников больше двух десятков, а приличной лопаты в хозяйстве нет. Собственно, список того, чего нет, во много раз длиннее списка имеющегося в наличии. Поэтому и затеял Рома постройку кузни. Да только в этом деле, как с ремонтом — стоит начать, и уже трудно остановиться. Может удержать только отсутствие рабочих рук. Но Печкур, видно, смекнув, что весной чужак постройки с собой не увезёт, прислал в помощь сыновей в полном составе, а к ним друзья — приятели подтянулись. Работников хватает, одновременно копается яма для обжига кирпича и ставится из нетолстых брёвен каркас кузницы, рядом парни помоложе уже плетут из прутьев щиты для стен. Кирпича пока нужно немного, столько глины можно и в старом корыте намешать. Ещё день — два такой работы, и можно будет начинать обживать новую кузню. Маха притащила из лесу косулю, как раз получилось строителям на угощение. Не шашлыки, конечно, но и печёное на углях мясо пошло замечательно. На огонёк весь вечер подтягивались хуторяне, Кава прислала пару кувшинов пива, а потом и сама пришла, с мужем. Душевно посидели, разошлись затемно. И если после утреннего представления вильцы на Рому с опаской поглядывали, к вечеру отношения потеплели — может, и не так страшен иноземец, как показалось. Топором машет, как обычный человек, в глине измазался, ест и пьёт, как все люди, не гордится.
Шишагов думал, глядя вслед расходящимся вильцам:
"Ну что же, будем продолжать в том же духе. Не хватало только пугалом стать. Дудки, я парень крутой, но свой крутой парень. Со мной и в драке не так страшно, и за столом посидеть приятно".
На следующий день Дзеян организовал обещанный сюрприз. Прямо к строительной площадке приплыли две лодки, заполненные плечистыми мужчинами в возрасте от сорока до пятидесяти. Пока прибывшие с помощью молодёжи вытаскивали транспортные средства на берег, у воды материализовались и Печкур с женой, и Савастей собственной персоной. Гости явно были уважаемыми людьми. Восемь, если считать с Дзеяном, мужчин, усы и ладони которых однозначно указывали на частое знакомство с горячим металлом, с достоинством, но вежливо поприветствовали хозяев, поздоровались со жрецом, но поглядывали на скромно стоящего за их спинами Шишагова. Несколько парней помоложе остались у долблёнок.
Наконец, ритуал встречи дорогих гостей подошёл к концу. Старший из них, осушив поднесённый хозяйкой ковшик кваса, вытер седые усы:
— Спасибо за угощенье, хозяюшка, ядрёнее тебя в наших краях квас никто варить не умеет! Да только дело у нас нынче к гостю вашему, далеко ли находится умелец заморский?
При этом хитро поглядывал на Романа, единственного диковинно одетого среди собравшихся вильцев.
"И тут ритуал. Должны представить. Интересно, кто?"
Представил хозяин.