По горячему следу
Шрифт:
— Присядь, уважь старого человека.
Когда Роман пристроил свой зад на оструганных досках, дедушка повернулся, чтобы видеть его лицо.
— Ты, Роман, высоко себя ставишь. Когда Савастей сказал, что ты к Богам обращаешься сидя, я сразу даже не поверил. И мальчика моего обидел вчера. Приличествует ли такая гордыня умному человеку?
— Иногда преклонный возраст из недостатка становится достоинством. Можно говорить разные вещи, не опасаясь последствий. Ты задал один вопрос или три?
— Как удобно, так и отвечай. — Роминому собеседнику разговор явно начал
— Тогда отвечу на три. Если боги настолько велики, как говорят жрецы, им безразлично, висит зад обращающегося в воздухе, или покоится на опоре, а мне сидя медитировать удобнее. Мальчик ваш вырос в месте, куда посторонние люди попадают редко, представление о мире имеет искажённое, а мнение о своём месте в нём — преувеличенное. Я ещё пожалел дурака — другой на моём месте за такую наглость выпустил бы из него требуху. Понимаю, не сам он виноват, таким воспитали. Гордыни во мне немного, но помыкать собой не позволю. Что делать сегодня или завтра, решаю сам, ваши планы меня не сильно заботят. Без того работы хватает.
— Вижу, ты стал воспринимать нас как противников. Это неверно. Может быть, ты смягчишь своё сердце, если узнаешь, что лично я не хотел тебя проверять таким грубым способом.
— Старик, меня учили так: если что-то крякает, как утка, выглядит, как утка и двигается, как утка, то скорее всего это и есть утка. Мой возраст много меньше твоего, но я прожил достаточно, чтобы судить о людях по тому, что они делают, а не по тому, что они говорят.
Слушая, дед улыбался, будто Роман кормил его мёдом.
— Я слышал, ты любишь делиться знаниями и умениями, причём чаще всего даже не берёшь за это платы. Пожалуйста, покажи мне маленькие поделки, которые ты собираешься делать большими.
— Мне хотелось бы знать, кого я приглашаю под крышу своего дома. — Шишагов не сильно хотел продолжать разговор, но повода отшить дедушка пока не давал. Старик легко поднялся, лишь для виду опёршись на отполированную ладонями суковатую палку.
— Можешь называть меня Парабат, — заявил он.
Роман распахнул перед ним дверь:
— Проходи, уважаемый Парабат, сейчас всё тебе покажу.
Въедливый старикан провёл с Романом весь день, таскаясь за ним, как хвост за лисицей. Рассматривал миниатюрные механизмы, расспрашивал об устройстве корабля, одолевшего Западное Море, интересовался, почему нагревающееся долгое время с угольной пылью железо становится твёрже, почему в строю воин становится втрое сильнее. Вечером, сидя за одним столом с Ромиными домочадцами он снова пригласил Шишагова в гости.
— Я приношу тебе извинения за оскорбление, нанесённое моим учеником. Прошу, всё-таки посети нашу обитель. Ты хранишь очень много новых знаний и умений, обидно будет, если по какой-то причине они пропадут для следующих поколений. Мы же поделимся с тобой своими. Поверь, нам есть что тебе рассказать. Когда будешь принимать решение, учти — таких предложений мы не делали никому уже больше века.
Роман допил свой травяной чай, подумал…
— Надолго приглашаете?
— Для начала хотя бы месяц у нас поживи, а там сам решишь.
— Когда выходим?
— Завтра
— Мой зверь, — Шишагов указал глазами на развалившуюся у печки Маху, — идёт с нами.
Люди предполагают… Роман до утра инструктировал всех — Берегуню, Дзеяна, Акчея и Рудика, надоедал Прядиве, проел плешь своим подмастерьям — всем четырём вместе и каждому по отдельности, пока наставления не были повторены слово в слово.
"Всё равно половину перепутают, но хоть так" — в таких случаях Роман был пессимистом. Прядива накрывала ранний завтрак, когда от Савастея примчался младший из помогателей — мальчонка лет двенадцати, и, пытаясь унять дыхание, выпалил:
— Роман, там это, баба пришла, Савастей сказал — тебя звать, быстро, не то помрёт баба-то!
Роман конечно, пару раз по просьбе жреца помогал творить божью волю, в меру сил оказывая помощь бездетным просительницам. Это происходит ночью, и не помирают обычно бабы от сексуальной неудовлетворённости. Пацана расспрашивать смысла нет, дойдёшь быстрее.
— Рыжий, за мной! — и Шишагов в одной безрукавке выскочил на двор.
Стоящую у валуна парочку Роман узнал не сразу — так изменилась хитрая баба, обманом забравшая домой пленённого Шишаговым сына. В этот раз она оделась не просто хорошо, богато по местным понятиям, глаз ухватил куний мех, крашеную ткань, вышивки, речной жемчуг, серебро и несколько килограммов янтаря в виде бус, и оберегов. Но куда делась откормленная, дебелая тётка? — Бутюк поддерживал под локоть шатающийся, обтянутый тёмной кожей скелет. Увидев Романа, баба медленно опустилась на колени, ткнулась лбом в снег. Из-под свалившейся шапки рассыпались совершенно седые волосы.
— Прости меня, колдун, всё отдам. Или убей — не дай стыдной смертью помереть, не могу больше.
"Ни хрена себе, я стишок сочинил! Вот это самовнушение, ведь и в самом деле вот — вот сдохнет от истощения".
Чуть в стороне собрались зрители — Савастей, все его помогатели, оба гостя и всё обитающие на хуторе женское поголовье — хорошо хоть мужиков Крумкач угнал учиться военному делу настоящим образом.
Смерти тётке Рома не желал, надо было как-то спасать.
— Савастей, долго она собиралась, торопиться надо, помощь твоя нужна. Пошли своих парней, пусть на берегу из камней вот такой колодец выложат, мне по пояс, — Шишагов нарисовал на снегу окружность. И сразу внутри огонь разводят, чтоб камни раскалились.
— Рудик, зови Акчея и Ласку. Мою кожаную палатку, веник берёзовый, плащ белый, шайку и ковшик — всё на берег тащите.
И волшебное слово добавил:
— Бегом!
— Кава, будь добра, свари курицу, юшку в отдельный ковшик слей, нельзя ей сейчас твёрдой пищи, желудок не примет.
Отдав распоряжения, Роман повернулся к просительнице. Бутюк уже поднял тётку, и она глядела на Шишагова со страхом и надеждой, не решаясь поверить в то, что заморский чародей её простил. Рома только сейчас обратил внимание, что Бутюк держит в левой руке верёвку, привязанную к рогам небольшой чёрной коровы.