По горячему следу
Шрифт:
— Раздарил, конечно. Было бы у меня две сотни панцирей — раздал бы все. А так — полтора десятка привыкнут к доспеху, может быть, на них глядя, остальные тоже захотят. Хотя вряд ли, — покачал головой Шишагов, — за такую науку обычно кровью платить приходится. Без этого не доходит, предки ваши так не делали, значит и вам не надо.
— Да зачем такая тяжесть нужна? — удивляется кузнец — Пользы от неё почти нет, а биться мешает. Я такую защиту и копьём, и секирой с одного удара пробью.
Роман ухмыляется:
— Я, Дзеян, с одного удара пробью
— Так это ты, — упрямится кузнец, — Больше никто так не сможет.
— Где нашёлся один умелец, там может найтись и другой. Акчей года через два сможет, если не перестанет тренироваться. Не это важно — прямой удар и моя кольчуга не выдержит, так я не дам себя прямо бить. А от скольких порезов и мелких ран она меня уже прикрыла?
Дзеян хитро щурится:
— Скажите, пожалуйста, спасся он так! Можно подумать, у тебя в бою кровь из порезов течёт!
— Где у меня не течёт — у ополченца льётся.
Тут до Шишагова доходит, что именно сказал кузнец.
— А ты откуда знаешь?
— Как же, в наших краях оборотней никто до тебя не видел. Один ты такой? Хватает и у нас. Только наши, зверея, теряют голову, потому и не живут с людьми, идут в лес. Не знал разве?
— От тебя первого слышу. Нет, Кава детям что-то такое рассказывала, так ведь это сказки…
— Кава не просто сказки сказывает, больше былички говорит. А ты, значит, не поверил. Зря. Она, конечно, мастерица языком кружева плести, но врать не обучена.
Роман решает свернуть со скользкой темы — потом разберёмся со сказками, не спеша.
— Ты про доспех слушай. В панцире, хоть и кожаном, шальная далёкая стрела даже со стальным наконечником не убьёт и не ранит, доспех ослабит любую атаку. Чтобы его пробить, нужно особое умение, или сильный удар, а он всегда медленнее простого — отряд в броне дольше живёт в бою, чем те, кто выходит на рать в одних рубахах. Была бы возможность, я бы обрядил в панцири всех вильцев, да не в кожаные — стальные. Нравится мне ваше племя, обидно будет, если такие люди погибать станут.
— Где это ты столько стали возьмёшь, хотел бы я знать, — буркнул кузнец.
К концу второго месяца занятий Роман больше смотрит, чем показывает — ополчение работает само, под командой своих старшин, вязи соревнуются в выучке с соседями. Стараются. Роман пообещал отдать победителю негласного соревнования свой щит, судить спор ополченцев взялись дружинники.
— Смотреть на них забавно, — сказал как-то Роману Лукан. — Но ведь достань любого из этой кучи, как был мужик с топором, так и остался. Сильно ли им поможет твоя наука, доведись сойтись с настоящим врагом?
— Может статься, увидим ещё. Хотя лучше бы не видать.
— Чего так? Зачем учил тогда?
Роман вздыхает:
— Не люблю войну. Поэтому и учил.
— А — а… тогда понятно, — на всякий случай решает согласиться дружинник.
Дождаться
Щёлкнул языком, выражая восхищение, и повернулся к хозяину.
— Будь добр, как сегодняшние дела закончишь, зайди ко мне, разговор есть.
Световой день сильно увеличился за последний месяц, но когда Шишагов добрёл до землянки Савастея, темень стояла — хоть глаз выколи. Впрочем, Роман давно не обращал на это внимания. Подошёл ко входу, отряхнул от снега торбаза, не оборачиваясь, спросил темноту у священного камня:
— Тебя, Крумкач, тоже Савастей позвал?
От большой тёмноты отделилось пятно поменьше, заскрипел снег под поршнями.
— Интересно, кто из вас лучше ночью видит, ты или Машка твоя? — Крумкач подтолкнул Романа к землянке. — Иди, там, наверно, заждались уже.
В жилье жреца запросто можно было бы париться — если плеснуть пивка на раскалённую печь. Без этого получилась сауна — дров не жалели.
— Здравы будьте.
Роман сбросил кухлянку, сложил на лавку и уселся сверху — привычка, а что делать?
За столом, кроме хозяина, сидели Берегуня и нестарый осанистый незнакомец в богатой рубахе, ткань которой невозможно было разглядеть — так густо покрывали её вышивки. Красные узоры столь тесно разместились на ней, что одёжка колом стояла на хозяине, отказываясь принимать форму скрытого под ней тела.
"Как бы не впервые одел", — отметил Шишагов. Как потом оказалось — угадал. Поздоровался. Незнакомец вроде как удивился, но потом спохватился и просто ответил на приветствие.
"А ты, братец, к другому обращению привык. И вид у тебя необычный, не из вильцев будешь. Ну — ну, посмотрим, что ты за птица такая".
Помогатели Савастея по обычаю кучкой сидели в тёмном углу, и вроде как их больше, чем обычно, но Роман поленился рассматривать.
Он присел на край лавки и позволил себе показать степень своей измотанности — опёрся стеной о стену.
— Устал. Говори, Савастей, зачем звал, не то усну раньше, чем закончишь. У тебя, как я вижу, гость в доме, ему внимание нужно.
Перед тем, как ответить, жрец кашлянул в кулак.
"Ничего себе! Нерешительный Савастей — это я в первый раз вижу. Во что это они меня втравить собрались"?
— Гость у меня, Роман, уважаемый гость. Только приехал он с тобой повидаться — сам знаешь, добрая слава по земле быстро расходится, — жрец скосил глаза на "вышитого".
— Правда твоя, — согласился Шишагов — особенно если ей помогают. Я гляжу, твой старший помогатель вернулся. Восемь дней его не было, или ошибся я?