По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его дело. Внезапная смерть игрока. Идея в семь миллионов
Шрифт:
— Вам следовало заранее меня предупредить, полковник, я прихватил бы с собой полотенце, мыло, зубную щетку и белье.
— Это вы всегда успеете сделать. Во всяком случае, сегодня вам удастся еще беспрепятственно покинуть это здание. Мне недостает нескольких деталей для завершения следствия. На этом давайте и закончим наш разговор.
Доктор Ясенчак встал, и, не прощаясь, вышел громко хлопнув дверью.
— Здорово вы взяли его в оборот, — рассмеялся Межеевский.
— Что делать? С одними можно добром, других надо брать за горло.
— Однако доктор не так уж много
— И тем не менее несколько любопытных деталей он все-таки прояснил. Например, интерес англичанина кбумагам в лаборатории профессора. Это действительно занятно. Во всяком случае, мы знаем теперь, что Лепато рассказал нам не всю правду.
— Вы полагаете, он лгал, рассказывая о Лехновиче? Но ведь я сам проверял документы в архиве.
— О Лехновиче англичанин рассказал нам очень много. И, конечно, не лгал. Речь идет сейчас не о том, что он нам говорил, а о том, что умышленно от нас скрыл. Впрочем, ладно. Как бы там ни было, с каждым днем мы узнаем все больше.
— Может быть, действительно не следовало разрешать Лепато выезд из Варшавы?
— Это не имеет значения. Он — не убийца.
— Значит, все-таки Ясенчак?
— Если бы я считал Ясенчака преступником, я разговаривал бы с ним иначе. А мне нужно было всего лишь заставить его говорить. И это мне удалось. Возможно, и не на все сто процентов, но, во всяком случае, процентов на восемьдесят. И это хорошо.
— Итак, мы допросили уже семь человек, — проговорил поручик. — Осталось двое: профессор Войцеховский и адвокат Потурицкий.
— Всего только двое, — уточнил Немирох.
— Все допрошенные до сих пор сумели в значительной мере доказать свою непричастность к преступлению. Следовательно, можно предположить, что убийца — один из двух оставшихся неопрошенными. Войцеховского все дружно защищают, не допуская даже мысли о его виновности. Таким образом, остается адвокат. Если, конечно, никто из семерых не ввел нас в заблуждение. Боюсь, как бы не пришлось начинать все сначала.
— Ну, не все так уж мрачно. Каждый из допрошенных внес свою определенную лепту в дело, дополнив общую картину принципиально важными деталями. Полагаю, от двух оставшихся мы тоже узнаем новые интересные факты. Это, знаешь, похоже на детские кубики. На каждом кубике — фрагмент картинки, но надо собрать все кубики, чтобы сложить картину Целиком. Я лично надеюсь, что Войцеховский и Потурицкий подбросят нам недостающие кубики И тогда перед нами предстанет портрет убийцы.
— А я никогда не умел собирать кубики.
— Ничего, ты еще молодой, научишься. — Судя по всему, полковник был явно доволен ходом следствия.
Глава XIII
ТРУДНЫЙ ПУТЬ ОТКРЫТИЙ
Допрос профессора Войцеховского полковник проводил «доверительно». Без протокола хотя и в присутствии поручика Межеевского. Правда Немирох сразу же предупредил ученого, что будет вынужден пригласить его повторно для оформления официального протокола, а пока ему хотелось бы про сто поговорить о некоторых подробностях той трагической субботы.
— До сих пор не могу понять, кому и зачем понадобилась смерть этого молодого
Что из того, что Лехновичу было уже сорок восемь лет? Для профессора Войцеховского он все еще оставался тем юношей, который совсем недавно поступил к нему в институт. Хотя это «недавно» исчислялось двадцатью пятью годами.
— Именно, — согласился Немирох, — мы до сих пор не можем найти мотивов преступления. Ведь не могло же не быть серьезного повода, заставившего преступника подсыпать в коньяк яд. Кстати, профессор, в каких целях вы держите у себя цианистый калий?
Профессор рассмеялся.
— Вы знаете, у меня есть хобби — «бытовая химия». Я развлекаю себя, изготовляя улучшенную пасту для обуви. Вот, пожалуйста, — с этими словами профессор открыл свой портфель, — я принес вам показать, — говоря это, он протянул две небольшие фарфоровые баночки, в каких обычно продают питательные кремы. — Великолепно защищает обувь от влаги и соли, которой в таком изобилии посыпают улицы и тротуары Варшавы.
— И придает обуви блеск? — улыбнулся полковник, припомнив, что ему рассказывали о хобби профессора и как, расхваливая пасту, сетовали, что она не дает блеска, и оттого знакомые профессора предпочитали ею не пользоваться.
— На это я не обращал особого внимания. А разве это так важно? — удивился ученый. — Но эту задачу легко решить, добавив в пасту пчелиного воска.
— И в эту пасту вы добавляете цианистый калий?
— Упаси боже! — замахал руками Войцеховский. — Цианистый калий я добавляю, и то в мизерных количествах, лишь в раствор для чистки замшевых вещей и меха.
— Ваша жена тоже увлекается бытовой химией?
— У Эли на это нет времени. Работа, дом, ребенок. Порой она заглядывает в лабораторию, но занимается исключительно косметикой. Изготовляет для себя разные кремы, духи, одеколоны. Надо признать, ей удалось составить довольно интересную ароматическую композицию для своих духов, их я позволил себе назвать «Эля».
— Вероятно, у вашей жены прекрасное обоняние?
— О да! Просто феноменальное. Она порой шутит, что ее родословная по прямой линии восходит, вероятно, к собакам, от этих предков она унаследовала свой нюх.
— А зрение?
— Вы знаете, и здесь сходство буквально до смешного. У собак, как известно, довольно слабое зрение. И Эльжбета тоже не может этим похвастаться.
— Скажите, профессор, вы хорошо помните, как развивались события в тот субботний вечер?
— Еще бы! И буду долго их помнить.
— Я, признаться, хочу понять, как мог Лехнович позволить себе учинить скандал в чужом доме. Он был свободен от игры и, следовательно, не заинтересован в ее исходе.
— За наружной сдержанностью в Стахе скрывался законченный неврастеник, способный порой на совершенно непонятные для окружающих поступки.
— Говорят, он был очень честолюбив.
— Беспредельно. Он всюду хотел быть первым. Ради глупой шутки, из-за стремления привлечь к себе внимание он на каждом шагу наживал себе смертельных врагов. Вероятно, вы слышали о его скандальном процессе с Ясенчаком и еще более гадкой истории с Потурицким, а позднее — и со мной.