По их следам
Шрифт:
– Ты – в полном беспорядке, как я погляжу. С каких это пор ты успела приобрести цыганский облик?
– С тех пор, как мы автостопом исколесили пол-Греции. Кредитные карты, кстати, не самый предпочтительный метод оплаты в маленьких греческих городках.
– Что ж, по крайней мере, вы добрались до Берлина. – Тэвисток взглянул на Ричарда. – Хорошая работа, Вулф.
– Но мне бы не помешало немного помощи, – проворчал тот в ответ.
– И мы были бы счастливы оказать ее. Но у нас не было никаких идей по поводу того, где вас искать – до тех пор, пока я не побеседовал с твоим человеком, Сакароффом. Он сказал,
– Что ты делаешь в Берлине, дядя Хью? – полюбопытствовала Берил. – Я думала, ты исчез, потому что выполняешь одно из своих секретных заданий.
– Я ловлю рыбу.
– Желая, очевидно, поймать совсем не рыбу?
– Желая найти ответы. Которые, надеюсь, сможет нам дать Генрих Ляйтнер. – Тэвисток бросил еще один взгляд на одежду Берил и вздохнул. – Давайте для начала доберемся до гостиницы и приведем вас обоих в порядок. А потом нанесем визит в тюремную камеру герра Ляйтнера.
– Ты получил разрешение на разговор с ним? – удивился Ричард.
– А что, по твоему мнению, я делал здесь последние несколько дней? Умасливал нужных чиновников, поил и кормил их на широкую ногу. – Тэвисток жестом попросил племянницу и приятеля следовать за ним. – Машина уже ждет.
В гостиничном сьюте дяди Хью Берил и Ричард смыли с себя трехдневные греческие пыль и песок. Учтивая консьержка принесла новые комплекты одежды – сдержанные деловые костюмы, наилучшим образом подходившие для посещения тюрьмы строгого режима.
– Как мы можем убедиться в том, что Ляйтнер скажет нам правду? – спросил Ричард, когда они подъехали на лимузине к тюрьме.
– Мы не сможем этого сделать, – философски заметил Хью. – Собственно, мы даже не знаем, как много он нам расскажет. Он следил за ходом парижских операций из Восточного Берлина, значит, ему были известны кодовые имена, но не лица агентов.
– Выходит, мы можем уйти отсюда ни с чем.
– Как я уже говорил, Вулф, это – рыбалка. Иногда из этой мутной водички можно вытащить каркас старой шины. А иногда – упитанного лосося.
– Или, как в нашем случае, «крота».
– Если, конечно, Ляйтнер согласится нам помочь.
– Ты готов услышать правду? – спросил Ричард.
Вопрос был адресован Хью, но пристальный взгляд Вулфа устремился на Берил. «Предателем Делфи могут и в самом деле оказаться Бернард или Мэдлин», – говорили его глаза.
– В данный момент, как мне кажется, незнание становится все более опасным, – заметил Хью. – К тому же нельзя забывать о Джордане. Я приставил людей, которые должны оберегать его. Но всегда есть вероятность того, что что-то пойдет не так.
«Все уже пошло не так», – подумала Берил, глядя в окно автомобиля на серые, унылые дома Восточного Берлина. Здание тюрьмы было еще более тоскливым, отталкивающим – массивная бетонная крепость, окруженная колючей проволокой, по которой был пущен электрический ток. «Просто высочайший уровень безопасности!» – отметила про себя Берил, когда они прошли через контрольно-пропускной пункт и металлодетектор.
Дядю Хью, очевидно, уже ждали: его поприветствовали с холодным презрением к старому врагу времен холодной войны. Только в служебном кабинете коменданта тюрьмы к посетителям проявили хоть какую-то любезность. Им раздали по чашке горячего чая, мужчинам предложили сигары. Дядя Хью
– До недавних пор Ляйтнер был одним из самых молчаливых, неуступчивых заключенных, – сказал комендант, прикуривая сигару. – Сначала он полностью отрицал свою роль в секретных операциях. Но ваше досье на него убедительно доказало обратное. Он действительно был ответственным за парижские операции.
– Ляйтнер называл какие-нибудь имена? – спросил Ричард.
Комендант посмотрел на него сквозь движущееся облако сигаретного дыма:
– Вы работали на ЦРУ, не так ли, мистер Вулф?
Ричард коротко кивнул, подтверждая сказанное:
– Это было много лет назад. Я давно оставил службу.
– Но вы наверняка понимаете, что это значит: упорствовать, не желая избавиться от старых стереотипов.
– Да, понимаю.
Комендант встал и подошел к окну, бросив взгляд на колючую проволоку, окружавшую его тюремное королевство.
– Берлин битком набит людьми, бегущими от своих собственных теней. От своей старой жизни. Из-за денег или по идеологическим соображениям, но они служили своему хозяину. А теперь этот хозяин мертв, и они скрываются от прошлого.
– Но Ляйтнер уже в тюрьме. Он ничего не потеряет, если побеседует с нами.
– Но люди, которые работали на него, – те, что еще на свободе, – они могут потерять все. Секретные документы восточных немцев теперь стали достоянием общественности. И в любой момент какая-нибудь любопытная гражданка может открыть одно из этих дел и выяснить всю правду. Понять, что ее друг, муж или любовник работали на врага. – Комендант отвернулся от окна, его светло-голубые глаза сфокусировались на Ричарде. – Именно поэтому Ляйтнер так упорно отказывается называть имена – чтобы защитить своих старых агентов.
– Но, как я понял, с недавних пор он начал сотрудничать?
– В последние недели, да.
– Почему?
Комендант немного помедлил.
– Слабое сердце, как уверяют доктора. Сердечная недостаточность, состояние постепенно ухудшается. Через два-три месяца… – Он пожал плечами. – Ляйтнер понимает, что конец близок. И взамен на некоторые последние в его жизни удобства он иногда начинает откровенничать.
– Тогда он сможет дать нам ответы на все вопросы.
– Если он будет в настроении. – Комендант повернулся к двери. – Что ж, давайте посмотрим, в каком настроении пребывает герр Ляйтнер сегодня.
Посетители проследовали за комендантом вниз по охраняемым коридорам, мимо зарешеченных камер и мрачных охранников, в самый центр тюремного комплекса. Здесь не было окон: даже воздух, казалось, был герметично запечатан, спрятан от внешнего мира. «Отсюда нет никакого спасения, – мелькнуло в голове Берил. – Кроме смерти».
Они остановились у камеры под номером 5. Два охранника, каждый своими собственными ключами, отперли отдельные замки. Дверь медленно распахнулась.
Внутри на деревянном стуле сидел старик. Из его ноздрей спускались кислородные трубки. Его унылое арестантское одеяние – желтовато-коричневые рубашка и брюки без пояса – свободно висело на его тщедушном теле. Яркий свет флуоресцентных ламп придавал его лицу желтоватый оттенок. Около стула старика стоял кислородный баллон. Оглушительную тишину в комнате нарушало лишь шипение газа, струящегося по трубкам в носу.