По когтю льва

Якимова Ирина Валерьевна

– Ничего. Останешься на обед?

– Простите, леди Вако, но мне пора. Скоро мой поезд.

– О, - она не удержалась от вздоха.
– Как же я не хочу тебя отпускать, Давид!

Он поймал её взгляд и долго не отводил глаз.

– Мы же готовились к этому… Мы знали, что так будет.

– Да, - Мира грустно улыбнулась.
– Ненавижу провожать людей… на смерть! Постарайся вернуться, Гесси.

– Я постараюсь. Надежда на благополучный исход для Арденсов - есть.

– Твоя вера в лучшее внушает уверенность

и мне. Не хочу… - она не договорила… -

“…Тебя терять?”

Бездумно Мира подалась вперёд, к нему, а её рука на столе нашла его руку. Но на ласку, даже краткую, женщина не решилась. Испугавшись напряжённого молчания долгого как вечность мгновения, когда их руки соприкасались, она отдёрнула свою, и отвернулась, склонив голову и кусая губы.

– Какой светлой стала Карда, - тогда буднично сказал Давид. Он закрыл глаза и блаженно улыбнулся.
– Даже, если завтра - смерть… Сегодня отличный день, чтобы жить.

– Каждый день отличный.

– Слова бывшей вампирки.
–

Они засмеялись, и Давид поднялся. Да, лучше всего уйти сейчас, пока вокруг всё звенит отголосками смеха, а не рыданий.

– Прощайте, госпожа Вако.

– Тот, кому я говорила “до встречи”, теперь ждёт меня в лучшем мире, - она помолчала.
– Так что… я ничего не скажу, Давид. Пусть будет, как должно быть. Ты верно сказал: мы оба давно знали, что так будет.

Кристина догнала их у ворот, повторила, что все обязательно останутся живы, и в этот раз они даже поверили ей на мгновение. Дара не подошла попрощаться, но тепло улыбнулась из-за белых деревьев: “Возвращайся!” И он ушёл.

Давид приказал своему кучеру медленно ехать к вокзалу, сам же пошёл пешком. Ветер в последний раз донёс до него запах яблоневых цветов из сада Вако, охотник глубоко вздохнул и опять подумал: отличный день. Лучший день, чтобы жить…

Вспомнив о грядущем деле, он потянулся к жилетному карману за часами и… порезал палец, будто острым краем бумаги. Так и есть: из кармана сюртука торчал уголок сложенного вчетверо листа. Письмо? Тайное письмо?

Давид приказал кучеру остановиться и забрался в экипаж. Здесь он развернул лист.

Десять строк, без подписи. Торопливый женский почерк.

“Такое письмо пишет лишь раз в жизни, но каждая женщина… Я люблю тебя. Я не лгу, не придумываю, не тороплюсь. Я знаю, что такое любовь, я уже любила. После его смерти… Я думала, что замёрзла навсегда, я стала олицетворённой местью. Но в “Тени Стража” чёрная волна, что несла меня, схлынула, и тогда…

Я увидела тебя. Сон ли, бред ли, но мне сейчас кажется, это ты снял с моего лица маску цвета крови - маску ненависти. Я увидела тебя, и поняла, что опять люблю. И, мне показалось, ты тоже неравнодушен ко мне. Только скрываешь это, бережёшь меня, думая, что как все Арденсы, ты обречён на гибель…

Ты ушёл навсегда, быть может. Но я всё же буду

ждать. Вся моя жизнь - ожидание. Там, в Доне, я буду ждать. Буду стоять на площади Ратуши, смотреть в чёрные провалы дверей и молиться, чтобы ты вышел оттуда. Чтобы ты вышел из этой бездны… живым. Подойдёшь ли ты ко мне или уйдёшь прочь - неважно. Я буду молиться, чтобы Бездна отпустила тебя”.

Давид перечитал письмо несколько раз, но так и не сумел осознать его смысл. Потом ему представилась дивная картина: Мира, ждущая его на площади Ратуши…

– Мира… - пробормотал он. На губах заиграла радостная, неверящая улыбка.
– …Неужели?

И в столице было также ясно и тепло, а воздух полнился ароматом цветов. Но Давиду теперь некогда было смаковать это. Перед собрание в Ратуше его ждали встреча с революционерами из “Гроздьев”.

Великолепно… Винсент сумел выкроить время и явился сам, его сопровождала Солен. Они остановились поговорить в тихом, пустом переулке. Единственной свидетельницей беседы была серая трущобная кошка. Возница ждал Гесси поодаль.

– Значит, сегодня?
– спросил Винсент.
– Уверен?

– Зачем ждать? Чего?
– Давид усмехнулся.
– Лучше сейчас. Пока я уверен в правильности своих действий.

Винсент кивнул. Понимание и какое-то тяжелое воспоминание отразилось в его глазах:

– Тогда к семи часам я выведу в бой отряд. Сигнал…

– Ты пойдёшь сам?
– Солен воинственно хмыкнула, перебив его.
– Тогда и я с тобой!

– Вам, герцогиня Реддо, лучше не показываться у Ратуши. Если ваш брат ещё метит на трон Доны, - заметил Давид и обратился к Винсенту.
– Собрание начнётся в пять. Полагаю, двух часов хватит, чтобы подготовиться к ритуалу, провести его и понять, сработал ли он. Отлично, пусть в семь.

– Как вы поймёте, сработал ли он?

– Арденсы чувствуют свою метку. Если она исчезнет, мы это поймём.

– Как вы это чувствуете? Это боль?
– заинтересовалась герцогиня, но Давид чуть отвлёкся: какой-то юнец давно крутился возле экипажа Гесси и потерявший терпение возница в это самое мгновение хлестнул его кнутом.

– Эта метка болезненна?
– повторила Солен. Охотник встретился с немигающим царственным взглядом кошки, внимательно прислушававшейся к их беседе, и вздрогнул, будто от холода.

– Прошу прощения? Не совсем. Она… как болезнь. Лихорадка в крови. Чем сильнее carere morte, чем их больше, тем слабее метка, и наоборот. Сейчас, на пороге победы над вампиризмом, наша кровь почти кипит.

– О! И никогда, никто из вас не проговорился…

Он пожал плечами:

– Мы же Арденсы.

– Что ж, я приведу отряду к началу вашего собрания, - сообщил Винсент, недовольный тем, что Солен увела разговор в ненужную сторону.
– И в семь часов вечера мы ждём условного сигнала.