По колено в крови. Откровения эсэсовца
Шрифт:
На свое счастье, я увидел оберштурмфюрера Дитца. Он ввел меня в курс дела: да, все верно, вместо меня во 2-м взводе другой человек, нет, ничего уже сделать невозможно. И, поскольку все взводы сейчас полностью укомплектованы людьми, мне предстоит дождаться, пока кто-нибудь не окажется среди выбывших, а до тех пор побегать в стрелках или наблюдателях — в зависимости от нужд подразделения. Вот ранят или пристрелят кого-нибудь из радистов — тогда милости просим. Я даже не знал, что лучше — самому быть мишенью для врага или же оборонять кого-то, кто служит мишенью? Пока что меня решили направить на выдвинутые вперед посты боевого охранения в составе 5-го полка СС.
Одним из моих
Элуф с Гейнцем рассказали, что тоже прибыли в наш 5-й полк СС только в апреле месяце вместе с новым пополнением и с тех пор участвовали в наступлении на Кавказ.
Я никак не мог уразуметь, какая с нас троих польза? Участок, который нам предстояло охранять, был очень большой протяженности, а пехотных сил поддержки — ни единого человека! Скорее всего, нас запихнули сюда с глаз долой, просто ради того, чтобы мы не бездельничали, поскольку на этом участке неприятель не проявлял ни малейшей активности. Поэтому и решили, что, дескать, и трех человек за глаза хватит.
25
Вехтер — (der Wachter) по-немецки означает «охранник, стражник».
Вот мы и охраняли этот необозримый участок. Новые знакомые посвятили меня в события минувших трех месяцев. Тыловые коммуникации 5-го полка СС угрожающе растянулись и составляли теперь ни много ни мало 700 километров в глубь России. Партизаны тоже прибавляли проблем, которых и без того хватало. По словам Элуфа, в апреле, когда он прибыл, полк насчитывал 12 ООО человек дичного состава, к моему прибытию — менее 6500 человек. Гейнц сообщил, что 7 из 12 саперных взводов были практически уничтожены. Разумеется, все это не могло не отразиться на боевом духе. Люди шли на все, даже на самострел и членовредительство, лишь бы не попасть на передовую. Свирепствовали военно-полевые суды, пойманных дезертиров расстреливали на месте. Также поступали и с лицами, совершившими членовредительство. За трусость и отказ выполнить приказ командира можно было легко схлопотать 10 лет тюрьмы, а за сон на посту грозило лишение свободы сроком от 3 до 5 лет.
Элуф и Гейнц объяснили, что существовало три законных способа отмазаться от ада передовой — женитьба, ранение или гибель. Гейнц еще пошутил — мол, и то, и другое, и третье — суть одно и то же. Дело в том, что Гиммлер так поощрял процесс воспроизводства сил СС, что готов был даже отправить ради этого своих бойцов с передовой в наш глубокий тыл. Разумеется, у меня это все с трудом укладывалось в голове, но разве мало вещей на войне, которые не умещаются ни в какие логические рамки?
На первый взгляд мне показалось, что Элуфу и Гейнцу лет по 30, а может, и больше. Я выпучил глаза, когда мне было сказано, что и тому, и другому не исполнилось и 25. Ребята пояснили мне, что, дескать, побудь в охранении по 140 часов без смены и превратишься в деда, одряхлеешь, по крайней мере, внешне.
— Выходит, это 6 дней? — не поверил я.
— Ровно столько и выходит, — заверили меня они. Они пояснили, что если один на посту, второй спит, хотя
это было строжайше запрещено: напарник должен был нести обязанности бодрствующей смены. А когда, в таком случае, отдыхать? Спать когда? Разве может человек не спать шестеро суток кряду?
Здоровье у Гейнца было ни к черту. Он упомянул и о том, что успел перенести дизентерию, и не раз,
Потери обусловливали необходимость бессменного несения караульной службы. Как сказал Элуф, большинство вновь прибывших вообще не имеют никакой подготовки, и что повсюду в рейхе наскоро сколачивают подразделения новобранцев и отправляют их туда, где ощущается нехватка личного состава. Он рассказывал, что многие из вновь прибывших целыми взводами ударялись в бегство, едва завидев русские танки, или же во время атаки. Их логика была проста: под трибунал при такой нехватке личного состава целый взвод не отдадут — потери достигали критического уровня. А отдуваться за это приходилось офицерам, командирам подразделений.
— Что же, в таком случае, удерживает здесь людей? — допытывался я.
Я просто не мог поверить, что все так деградировало за время моего отсутствия.
— Уж, конечно, не преданность СС, Гитлеру или партии, — ответил Гейнц. — Нас удерживает здесь преданность своим товарищам по взводу.
Уже светало, когда я поднял Гейнца, — кто-то приближался к нашей позиции с тыла. Я с трудом различил немецкого солдата, переступавшего через ямы и исчезавшего из виду за кучами земли.
— Может, вестовой или кто-нибудь нам на смену, — предположил Гейнц.
Когда солдат подошел ближе, моей радости не было предела — к нам пожаловал не кто иной, как Крендл. Он тоже за это время изменился — постарел, осунулся. В последний раз он выглядел куда лучше. И у него все руки были в гнойниках, но вот улыбка была прежней — теплой, располагающей. Мы обнялись.
— Бог ты мой — Кагер! Я думал, ты уже на том свете.
— Фриц, как там наши из 2-го взвода? Пожав плечами, он кивнул.
— Мы потеряли Пфингстага. Еще в мае он попал под пулю снайпера. Все остальные живы и здоровы, насколько можно говорить о здоровье в данных обстоятельствах.
Оглядев меня, он спросил:
— А как твои делишки?
— Да ничего. Вот, вернулся, как только смог встать на ноги.
Мне отчего-то хотелось убедить его, что я не по своей воле столько проторчал в госпиталях.
— Кагер, ведь с тобой дела были плохи, ой как плохи. Врачи толковали нам, что, дескать, тебе каюк. Послушай, я страшно рад снова видеть твою морду!
— А я твою, — ответил я.
Наступило неловкое молчание. Потом я все же спросил:
— Кто же у вас за радиста? Крендла перекосило.
— Да какой-то мудила из «Лейбштандарта «Адольф Гитлер». Считает себя непревзойденным спецом. Ганс Краузе — так его зовут. Он приходится родней самому Теодору Эйке [26] , но не скажу, какой именно — не знаю. Вот только одно странно — старик не пожелал взять к его к себе в 3-й полк СС.
— А еще кого прислали на замену?
Мне показалось святотатством упомянуть Пфингстага.
— Людвига Акермана. Хороший парень. Он прибыл к нам в мае.
Наступила еще одна томительная пауза.
26
Эйке, Теодор (Eicke), (1892—1943 гг.), создатель и начальник системы концлагерей в довоенной Германии, а также создатель и командир дивизии СС «Мертвая голова». Известен оголтелым антисемитизмом и крайней жестокостью. Погиб под Харьковом 26 февраля 1943 г. во время облета подчиненных ему частей.