По ком воют сирены
Шрифт:
— Тем, которые в погонах? — отсмеявшись, Никита, всхлипывая, переводил дыхание.
— Этих тоже достаточное количество. Но я о бригаде Захара. — Взгляд Серегина опять стал сосредоточенным и хмурым.
Никита тоже посерьезнел:
— Есть мысли?
— Ты думаешь, я тебя здесь просто так байками развлекаю? Мне надо было на пару минут отвлечься. Поразмышлять. Я так всегда делаю.
— Помогает?
— А то. Если все будет нормально, к обеду Захар нам всех сдаст.
— ???
— И напишет по всем эпизодам явку с повинной.
—
— Да, я думаю, до пятнадцати ноль-ноль.
Никита недоверчиво улыбнулся уголками губ:
— Разрешите полюбопытствовать, это все будет без… тисков и прочих… м-м-м… средств доверительного общения?
— Абсолютно.
— Десять минут назад ты сказал, что мы не в состоянии расколоть этого ганса в принципе. Что изменилось? Поделись своими замыслами. Умираю от любопытства.
— Угадывать будешь?
— Нет. Не томи, Витя. Как мы его колонем, еще и до обеда, до пятнадцати? Да без вспомогательного инвентаря?
Серегин усмехнулся:
— А мы его и не будем трогать. — Выдержав длинную паузу и отметив, что Никита заинтригован до предела, капитан добавил: — Ты забыл одну простую вещь. Если мы не можем его колонуть, то это совсем не значит, что его не сможет расколоть никто. Это за нас сделает Тихон.
— Ха! — фыркнул лейтенант. — Тоже мне новаторское решение. Во-первых, Тихон на Черноморском побережье, в командировке. Во-вторых, он за такое дело собьет с нас никак не меньше ящика коньяка, а это, между прочим, моя месячная зарплата. А в-третьих, когда он вернется, будет уже поздно. Хотя, конечно, если б он взялся за этого Захара со своими психологическими трюками, то, вполне вероятно…
— «Во-первых» и «в-третьих» твои я отбиваю сразу. Олег вернулся вчера утром. Цел, слава Богу. Иммортель везучий. Он сейчас в городе и вполне доступен.
— Да ты что? — Никита опять закружил по комнате, потирая руки. — Это же в корне меняет дело. Хрен с ней, с зарплатой. К тому же, если в пополаме, то какие-то бабульки мне останутся. Питаться не обязательно, а на сигареты хватит. Проживу. Надо с ним встречаться.
— Не боись. От твоих бабок сильно не убудет. Я берусь его уболтать за пару пузырей.
— Это как? По старой дружбе?
— Старая дружба у него была с Саней Змеем, — вздохнул капитан. — Они такое вместе прошли…
— У нас в управлении?
— Не только. Они вместе срочную в Витебской десантной дивизии погранвойск КГБ трубили. Такая служба была… Не позавидуешь… Три вида формы только носили…
— Это во время «перестрелки» было?
— Да, в «славные» времена перестройки, — правильно понял его Серегин. — Сколько тогда крови при развале Союза пролито было. А Тихон на острие… Ну, это он тебе как-нибудь сам расскажет. Молодость у него очень лихая была. Голливудские боевики блекнут перед этими приключениями… А как он опером конторы стал… Про это вообще легенды ходят…
— Он и сейчас…
— Да, пожалуй, толковей его в управе опера нет.
— Это да, — в глазах Карпова загорелся огонек восхищения. —
— Что-то в этом есть. Хотя он реальный, тут, рядом с нами, ежедневно жизнью рискует. Разве что лицо свое гримировать постоянно вынужден, да в управлении по тем же причинам редко появляется. И не, как Илья Муромец, с булавой абстрактные границы государства на коне бдит, а в самой гуще событий вертится. Ну ладно, давай вернемся к нашей теме. — Серегин постучал ногтем указательного пальца по папке с делом, над которым они работали.
— Жаль, что с пятой графой у Захарова такой прокольчик.
— Какой? — Помедлив, Никита добавил: — Не понял. Что ты имеешь в виду?
— В анкете, в графе «родители», у Захарова Сергея Алексеевича мать украинка, а отец…
— Молдаванин. — Карпов передернул плечами. — И что из этого? Мне эта информация никуда не влазит.
— А то, что если бы там было написано «чеченец», это было бы совсем другое дело. Тихон к этой нации о-о-очень трепетно неравнодушен. Очень. — Серегин многозначительно поднял левую бровь.
— Я об этом что-то слышал. Но так, краем уха. Суть мне неизвестна. Откуда такая нелюбовь? Так просто, или есть определенная причина?
— Есть. Отца у него в Грозном убили.
— Во, блин. Отец из наших?
— Нет, отец у него был учителем. Простым школьным учителем. То ли истории, то ли русского языка и литературы. Не помню точно.
— А за что тогда его убили? Не понял.
— Как за что? За то, что русский. — Серегин выразительно посмотрел лейтенанту в глаза. — Вот так вот. Давно, правда, это случилось. В самом конце восьмидесятых. Но для Олега срока давности не существует.
— Да, — неопределенно протянул Никита, — теперь понятно.
— Это еще не все. Дальше, больше. Он перевез чуть позже мать в Буденовск…
— И она попала…
— Точно. Практически сразу же в лапы к Басаеву.
— И что? — Никита затаил дыхание.
— Нет. Там ничего. Обошлось. Мать пережила этот кошмар. Сейчас она здесь, в столице.
— Да. Если так, то конечно. Очень даже может быть. Даже наверняка, — Никита, прикурив сигарету, резюмировал: — ты предлагаешь сказать Тихону, что наш Захар чеченец?
— Зачем так прямолинейно? Намекну прозрачно насчет национальности, а там посмотрим. К тому же во время срочной службы, я слышал, Олег побывал в плену у молдаван. Это тоже эпизодик характерный. — Серегин потянулся к телефону. — Пора звонить.
— Не рано? — Карпов озабоченно взглянул на часы. — Еще семи нет. Человек вчера из командировки. Отдыхает, наверное.
— Главное, чтоб поздно не было. Ты его плохо знаешь. Отдыхал он вчера. А сейчас уже вполне мог срулить на прыжки свои. Экстремал доморощенный. Без парашюта жить не может. Еще хуже будет, если уже сранья на рыбалку свалил. Тоже любитель. Там мы его точно не найдем. Рек и озер в округе хватает, — усмехнулся Серегин и заговорил в трубку уже совсем другим голосом: