По краю Вечности
Шрифт:
— Так докажи, — старый и известный нечестный прием.
— Я… не хочу идти дальше, — и он решительно сел на обочину протоптанной нами тропы — в сугроб.
— Как знаешь, — я не собиралась препираться с ним. — Тогда оставайся… а бальзар пойдет со мной.
— Нет! — вздрогнул Эраш.
— Да, — и я поманила к себе змея.
Тот послушно скользнул ко мне, прошуршал по снегу к кромке обрыва и первым исчез в пустоте.
— Счастливо оставаться, — я махнула рукой и тоже собралась шагнуть в пропасть, когда внутри тихо дрогнуло, тренькнуло порвавшейся
Парень, видимо, тоже что-то почувствовав, подскочил и встревоженно посмотрел на меня. Я напряженно прислушалась, подняв руку в знак молчания. Неприятное предчувствие, натянутое до предела, звенело в ушах. Нет, все тихо… Слишком тихо. Так тихо, словно… Зыбкие, дрожащие на ветру фигуры бесшумно выступали из мглистого сумрака, туманной дымкой надвигаясь на нас из леса. Я замерла. По ладони привычно скользнула холодная паутина заклятья, предупреждающе замерев на кончиках пальцев. Однако…
— Эраш, — подобравшись, я не спускала с них глаз, — прыгай в портал. Немедленно.
— А ты не сможешь с ними разобраться?.. — парень переминался с ноги на ногу, безуспешно скрывая предательскую дрожь в коленях.
И то — страшно, и это — жутко? Гнусная воровская душонка… Как же из тебя темного-то выковырять?..
— Могу. Но не буду.
— Почему?
— Потому что за каждого уничтоженного сумрак отомстит появлением еще десяти. Прыгай по-хорошему.
— Нет!
— Я кому сказала — прыгай! — фигуры приближались, и я начала терять терпение. — Ты мужчина или где? Или маменькин сынок, которому для вящей смелости нужна юбка?
— Я… не буду!
— Почему?
— Я… боюсь я!
— Меня это не волнует! Прыгай, кому говорят!
— Я…
— Столкну, — сгусток паутины замер в пугающей близости от его лица.
— Ты… — задохнувшись, он испуганно попятился.
— Мои замечательные качества обсудим позже, — и в него полетел второй сгусток.
Эраш проворно отпрыгнул в сторону, побалансировал на краю пропасти и, поскользнувшись, с воплем ухнул вниз. А я не стала ждать нападения. Развернулась и в стремительном прыжке последовала за парнем. Мгновение свободного падения — звон в ушах — невозможность вдохнуть — резкая колющая боль в груди — слезящиеся глаза… И чудесный вид сверху: сугроб и стоящий на карачках Эраш, отплевывающийся от снега.
— В сторону!.. — крикнула я, запоздало распахивая паутинные крылья.
Он поднял голову и помянул ветер, а я, не успев смягчить падение, рухнула на него сверху. Роста я невысокого, веса несолидного, но парню все же досталось. Сдавленно ойкнув, он распластался на животе и снова уткнулся лицом в снег.
— Предупредила же, — я отползла в сторону и села на колени. — Ну и костлявый же ты…
— Сама такая, — Эраш, снова встав на карачки, с отвращением сплюнул снегом.
— И это — вместо благодарности? — я откинула со лба прядь волос.
— За что?!
— За очередное твое спасение, разумеется.
— Знаешь… Твоя доброта хуже открытой мести злейшего врага, — заявил он серьезно и беззлобно, констатируя
— Вот как? — во мне впервые всколыхнулась обида. — Ладно, уговорил. В следующий раз я оставлю тебя на растерзание стражам сумрака. Да и сейчас надо было оставить, только заклятья зря потратила, — и я с деланным огорчением вытерла ладони о плащ, поправила его и сложила крылья.
— Кому?.. — насторожился Эраш, садясь на пятки и тоже расправляя полы плаща. — Кто такие?
Я встала:
— Стражи — порождения мглистых сумерек. Редкое в наше время явление, но здесь, на Забытых островах, все возможно. Когда магия надолго застывает в одном месте, она обзаводится подобием души — или душ. А здесь, помимо тьмы, властвует и магия мглистых сумерек. Почему? Не знаю. Природа. Скопившаяся сила застывшей стихии. Порождения мрака нам не страшны, а вот все остальные… По сути, это фантомы, бесплотные творения сумрака, и в бесплотности их главная опасность. Они проникают сквозь телесную оболочку и выпивают и силу, и душу. Уничтожить их можно, но за одного своего стража сумрак отомстит десятью. Ты все еще хочешь вернуться назад?
— Нет, — вздрогнул мой собеседник. — Но… почему они раньше не появлялись?
— Рядом был бальзар, а существа эпохи Изначальности не по зубам никому… почти никому. Но стражам — точно. Да, кстати, я пошла, а ты можешь сидеть здесь и возиться с плащом, сколько влезет.
— Подожди… — и он суетливо вскочил на ноги.
Вырывать из него слова благодарности я не стала. Прошу каждый раз, выклянчиваю, как нищенка монетку, через угрозы добываю, словно разбойник… Неблагодарное создание. И сопи на меня, сколько хочешь, ничего от этого не изменится.
* * *
— Все, я больше не могу! — Эраш плюхнулся на снег.
— Не хочешь — не ходи, — не стала спорить я. — Бальзар, идем.
— Ты не смеешь так со мной поступать!
— Правда? — я уходила, не оборачиваясь. Сколько пафоса…
Он нехотя встал и поплелся следом.
— Выше нос, — подбодрила я, придерживая капюшон и пряча лицо от ветра за высоким воротником. — Идти осталось немного.
— Я это уже в пятый раз слышу, — сварливо буркнул он. — А ведь мне приходится тащить все вещи и…
— Из-под чьего хрустального колпака ты сбежал, парень? Или не сбежал, а тебя выгнали из-за вредного характера?
— Сама такая… — он жалостливо шмыгнул носом.
Я хмыкнула, выглядывая из-под капюшона. Мы шли по полю, заметенному снегом и открытому всем ветрам. Покуда хватало глаз — безбрежная степь, укутанная в снежное покрывало, изрытая редкими проплешинами сухой травы и желто-коричневыми прутьями спящих кустарников. И виднеющаяся вдали черная полоса безжизненного леса. И тускло-серое небо, подернутое ряской подвижных облаков. И сбивающий с ног ветер, пробирающий до костей. Но, хмурясь и дыша на замерзшие руки, я упрямо шла в направлении леса, хотя уставшие ноги по колено проваливались в топкий снег.