По кругу
Шрифт:
Первые полгода были лёгкими и почти незаметными. Драгнил даже с опухолью оставался самим собой, он смеялся, легко целовал Люси и нянчил внука. Игнил с Элли остались жить в Токио, Ария моталась по всей стране в поисках новых репортажей и приключений, и жизнь вроде бы была нормальной и прежней.
На шестом месяце у Нацу начались боли. Он корчился по ночам, порой стонал, и Люси пришлось вызвать скорую. В больнице сказали, что опухоль разрослась, а боль возникла из-за прорастания сквозь нервные окончания. Мужчине вкололи обезболивающие и оставили на несколько дней для обследования. Нацу все эти дни улыбался и заверял их,
На восьмом месяце, когда Люси начало казаться, что уже ничего не выбьет её из колеи дней, полных ухаживанием за мужем, Драгнила-старшего начало рвать. Это произошло неожиданно, Люси даже не успела понять, что именно услышала, когда из прихожей раздался испуганный голос Арии:
– Отец! Боже мой...
Покоя не было ни днём, ни ночью. Частенько приходилось ездить в больницу, потому что Нацу отказывался ложиться, женщина была вынуждена почти постоянно заказывать специальные лекарства и антибиотики, Игнил с семьёй пообещали приезжать как можно чаще, и Ария, которая наведывалась хотя бы раз в неделю, но лишь на день, а потом снова уезжала на другой конец страны за репортажами - всё это смешалось в один большой тяжёлый ком, который тяготил шею и не давал спокойна жить. Хотя, если в твоей жизни есть рак, её вообще не назовёшь спокойной.
Дни сменялись неделями, недели - месяцами, первый год болезни пролетел в хлопотах и суете. Он сильно похудел, лицо осунулось, а под глазами залегли синяки, и Люси, постоянно ухаживающая за ним, была точно такой же - усталой, болезненной и исхудавшей. Она привыкла сжимать зубы тогда, когда раньше бы её саму начало рвать, привыкла улыбаться тогда, когда Нацу это нужно было, привыкла ко всему, но...
Второй год мужчина не прожил.
Когда они в последний раз разговаривали, Нацу был непривычно весел и улыбчив.
– Люси, может, стоит поставить качели во дворе? Игнил вчера пообещал на днях снова приехать с внуками, и им, наверно, скучно целыми днями сидеть в доме, где нельзя даже побегать нормально, - Нацу улыбался, глядя в белый потолок палаты.
– Всё-таки вы слишком обо мне заботитесь.
– Если бы тут была твоя дочь, то ты получил бы подзатыльник, - со смешком ответила она.
– А с качелями ты неплохо придумал.
Помолчали. Потом мужчина вновь заговорил, только тише:
– Знаешь, мы давно никуда не выбирались. Вдвоём. После рождения Арии вообще сложно стало оставаться наедине. Не жалеешь об этом?
– Никогда. Согласись, без Арии и Игнила было бы не так интересно жить.
– Твоя правда, - он посмотрел на жену и прищурился: - Ты что, плачешь?
Люси удивлённо качнула головой.
– Чт... что?
– Провела рукой по щеке и с удивлением обнаружила влагу. Вытерла и натянуто улыбнулась.
– Прости-прости. Мне просто чуть-чуть взгрустнулось, ничего такого.
Драгнил стал серьёзным. Он прикрыл глаза, сжал её руки в своих и выдохнул. Глубоко, протяжно, как-то отстранённо.
– Если ты будешь плакать, я никогда не прощу себе этого.
– Нацу, прекрати! Ты ни в чём не виноват.
– Скажи это моей совести.
Люси смотрела на его прикрытые глаза, на бледную кожу и чувствовала, как вместе с его жизнью утекает её тихое семейное счастье. Когда оно начиналось с еженедельными посиделками на кухне, долгим разговорам и тихому
И именно поэтому теперь она боялась того, что будет дальше. Как ей жизнь одной в пустом доме, где всё пропитано его духом, где каждый гвоздик вбит его заботливой рукой? Как ей вставать по утрам и не ощущать его рядом с собой или не чувствовать запах свежезаваренного кофе? Как ей теперь улыбаться и справляться с кошмарами прошлого, которые так и не захотели отпустить?
– Я ни о чём не жалею.
– Когда он снова заговорил, голос понизился до шёпота и Люси пришлось наклониться, чтобы расслышать.
– Ни о детях. Ни о прожитых годах. Ни о том поступке, который когда-то совершил по глупости и порыву. Даже о старых качелях не жалею. Больше нет.
Его дыхание прервалось, аппарат запищал, и она заплакала. Тихо, почти беззвучно.
Нацу было всего пятьдесят четыре.
***
На похороны пришли многие. Среди коллег Нацу слыл честным и отзывчивым человеком, дети и внуки его любили, были также и друзья, ну а Люси... Люси не могла не прийти - он был её мужем, как-никак. Человеком, который подарил ей столько счастливых лет.
Она стояла в сторонке, одетая в чёрное платье, смотрела на то, как её дочь, обычно такая сильная и стойкая, глотала слёзы, как её сын, её гордость, сжал челюсти и губы, опустив серые глаза - его глаза - в землю. Рядом стояла его молодая жена, которая сжимала его руку в своей, и двое детей. Люси сомневалась, что они вообще понимают, почему все такие серьёзные и грустные.
Женщина смотрела на слёзы в глазах невестки и думала, что тоже должна плакать. Но именно в этот день у неё не было слёз. Внутри был вакуум, большой и, теперь уже, вечный.
Она не знала, как жить дальше.
– Если ты будешь плакать, я никогда не прощу себе этого.
***
Ария вышла замуж в тридцать один, спустя два года. Старшему сыну Игнила к тому времени было уже шесть, младшему - четыре, а с женой они жили седьмой год. Их с Нацу сын вообще был более решительным и быстрым, хотя изначально всё было наоборот. Возможно, немаловажную роль в личной жизни Драгнил-младшей сыграл буйный характер и постоянные разъезды, в то время как младший в основном пребывал на одном месте.
Ария часто ездила к матери, всё ещё жившей в их старом доме, навещала ушедшую на пенсию женщину и притаскивала с собой мужа. Глядя на него, Люси думала, что только такой серьёзно-настроенный, искренний и противоположный по характеру человек мог украсть сердце её непутёвой, ветреной дочери. И мельком заметила, что Нацу он бы точно понравился.
Изредка их семейство собиралось полностью. После смерти отца Игнил перестал так часто приезжать в отеческий дом, и теперь эти визиты, если повезёт, состоялись с частотой раза в месяц.