По льду
Шрифт:
— Возьми, пожалуйста, все необходимые вещи на первое время. Остальные купим в случае чего.
— Разговаривая на повышенных тонах, вы сумели прийти к соглашению? — спросила она.
— Эм, можно и так сказать.
Аня пождала губы и одобрительно кивнула головой. Ей слабо верилось в то, что они смогли договориться, ведь отголоски колких фраз доносились до ее комнаты. Но медлить было нельзя, поэтому она наспех набросала вещи в спортивный рюкзак. Застегнув молнию, Аня протянула портфель Коле, а сама забрала с комода сумку с фотоаппаратом
— Кажется, все, — сказала она.
Николай переплел их пальцы, и они вышли из комнаты, никак не ожидая, что Федя встанет у двери и перекроет выход рукой, упершись ладонью в стену.
— Ты выходишь отсюда один, — процедил Любимов.
— Кажется, ты не понял моих намерений. Мы уходим отсюда вдвоем, — смело твердил Николай.
— Федя, пожалуйста, пропусти, — просила Аня.
— Ты правда этого хочешь? — обратился к ней Любимов.
Аня сжала пальцы Николая, показывая серьезность своих намерений. Ей не нужно было ничего говорить. По ее решительному взгляду Федя все осознал: все действительно серьезно. Он опустил руку вниз и отошел от двери.
— Спасибо, — прошептала Аня, и в следующий миг дверь за ней с лязгом захлопнулась.
***
Ужин в семье Литвиновых начался с полного безмолвия и косых взглядов. Екатерина Андреевна, как обычно, сервировала стол на три персоны, подала горячие блюда и позвала всех к приему пищи. Александр Юрьевич, растилая белую салфетку на коленях, сначала не поднимал глаз ни на сына, ни на Аню. После проигранного тендера им так и не удалось поговорить, и Литвинов-старший держал обиду на сына за то, что в такой нелегкий час он выбрал девушку, а не его. Александра Юрьевича в принципе злило то, что Николай наплевал на все запреты, оговоренные ранее, будто бы больше не боялся никаких угроз. Он начал сознавать, что с появлением Ани Костенко держать Колю в узде стало практически невозможно.
Аня сидела напротив Александра Юрьевича и ощущала тягостную неловкость. Его холодность настораживала ее, и пальцы почти минуту не могли разложить салфетку. Почувствовав, как рука Николая потянулась к салфетке, Аня перевела на него взор.
— Не волнуйся и чувствуй себя, как дома, — успокоил Коля и уложил салфетку на ее колени. — Что тебе положить из еды?
Аня оглядела заставленный блюдами стол и в растерянности приоткрыла рот. Екатерина Андреевна приготовила столько всего, что разбегались глаза. Они с Федей не привыкли к такому широкому пиру, как устраивался в доме Литвиновых каждый день и считался для них нормой. И от этого чувство смущения и неравенства в положении нарастали с чудовищной силой. Краем глаза уловив ухмылку на лице Александра Юрьевича, Аня осознала, что ей ко многому придется привыкнуть, как бы трудно это ни было.
— Эм, наверное, просто салат, — смутившись, ответила Аня.
— Уверена? — переспросил Николай, уловив ее замешательство. Ему было важно, чтобы она ощущала комфорт в этом доме.
Аня взглянула на запеченного
— У вас завтра игра, — прервал их диалог Александр Юрьевич и, наконец, оторвал взор от тарелки. — Надеюсь, вы хорошо к ней подготовились?
Николай поставил тарелку, заполненную овощным салатом, возле Ани и, придерживая хребет окуня, принялся вилкой отделять мякоть.
— Можешь не сомневаться. Сергей Петрович приложил максимум усилий, — на слове «максимум» его брови взлетели вверх. — Хочешь посетить?
— Не сейчас, — отрезал отец. — У меня есть дела важнее, чем хоккей.
Николай ухмыльнулся. Семейный бизнес был для отца всегда важнее, чем сын и его увлечения.
— Что планируешь делать дальше? — поинтересовался Коля.
— Идти в наступательную атаку, — без стеснений сказал Литвинов-старший. — Морозову отдавать проект я не собираюсь.
Опасения Николая подтвердились. Чтобы потешить свое самолюбие, Александр Юрьевич пойдет на крайние меры, которые могут отразиться и на семье. Коля посмотрел на Аню, взгляд которой потух от одной фамилии, прозвучавшей за столом.
— И как же ты собираешься вернуть проект?
— Ну, — отец откашлялся. — К примеру, мило побеседовать с твоей дамой сердца и узнать то, что ты не смог выведать до тендера.
Корпус Александра Юрьевича выпрямился, а мышцы натянулись, как гитарные струны. Он перевел пристальный взор на Аню, со всей суровостью прожигая ее существо. Литвинов-старший будто бы пытался выбить ее из равновесия, но Николай, сжав под столом руку Аню, выкрикнул:
— Прекрати!
С саркастичностью Александр Юрьевич продолжал, уложив приборы на полупустую тарелку:
— Отчего же? Ты впустил ее в наш дом, а я не могу и поговорить с ней?
— Не можешь. Тема этого человека под запретом.
— Юноша, сбавь темп, а лучше притормози! — Литвинов-старший поднял руки с развернутыми ладонями вверх. — Никогда не знал, что тебе свойственны такая нежность и чуткость. В кого тебя превратила эта девчонка? — хитрые глаза метнулись в сторону Ани. — Раньше твои глаза горели исключительно хоккеем.
— А твои сияли любовью к моей матери, и не было в тебе той желчи, что льется изнутри сейчас.
— Замолчи! — отец стукнул по столу, и приборы, так аккуратно уложенные на тарелке, соскочили на скатерть.
— А ты не превращай наш ужин в поле боя. Для этого больше подходит твой кабинет. Нравится тебе или нет, но, придет время — мы с Аней обручимся и построим наш дом! Если ты хочешь, чтобы там было место для тебя, как гостя, то тебе лучше полюбить ее и принять в нашу семью.
Лицо Александра Юрьевича раскраснелось от злости, а щеки раздулись, словно воздушные шары. Его грудная клетка заполнилась воздухом настолько, что выпирала вперед. Он пытался сдержать воинственный пыл, но выходило это очень слабо.