По лезвию ножа
Шрифт:
В толпе патрульных в синей форме инспектора Джексона нельзя было не заметить: зеленые вельветовые брюки, лиловая рубашка и – святая правда! – шляпа-федора с перышком. Раньше Нолан удивлялся, почему инспекторы носят шляпы, а как пошел на повышение – сообразил: если выделяешься, люди инстинктивно признают в тебе главного. Усатые детективы обычно предпочитают ковбойские стетсоны, но Шон остановился на коричневой бейсболке из кожи – и отличительный знак, и голова прикрыта.
Скрестив руки на груди, Джексон стоял рядом со специалисткой из лаборатории криминалистов, склонившейся над телом.
– Гамбургеры привезли? – Джексон кивнул Мэтьюзу и пожал руку Нолану.
– Не будет тебе гамбургеров! Сорвал людям обед – ходи голодным.
Не обращая внимания на шутливую перепалку, Нолан подошел взглянуть на тело. Специалистку из лаборатории он не знал, но миловидная шатенка лет тридцати пяти относилась к работе серьезно. Положив ладонь утопленника на холодный асфальт, она смазывала кончики пальцев трупа черными чернилами. От воды руки несчастного сморщились, и застывшие скользкие пальцы приходилось окунать в чернила по одному. Со стороны это выглядело почти эротично.
Нолан разработал весьма специфический метод осмотра тел. Он начинал с формальных признаков – одежда, конечности, – не касаясь отличительных черт: так проще сохранять беспристрастность, видеть не жуткое целое, а отдельные его части.
Руки чистые: ни дорожек, ни одиночных следов от уколов. На внутренней стороне предплечья татуировка – туз пик. Кожа начала буреть: так бывает, если тело проведет под водой пару суток. Посмертные повреждения и царапины – течение протащило тело по дну.
Внимание полицейского сместилось с периферии к центру: ботинки, черные джинсы. Белая футболка потемнела от воды. Живот раздут газами, поэтому тело и всплыло. В груди рваная рана… Хорошо, что крысы до нее не добрались! Зачастую единственный способ найти рану на теле утопленника – посмотреть, где его объели крысы.
Наконец, собрав, обработав и рассортировав полученную информацию, Нолан посмотрел на лицо трупа.
– Ненавижу утопленников! – сморщил нос Мэтьюз.
– Красавчик! – покачал головой Джексон. – Спорим, что это убийство?
– Его застрелили не здесь.
– Похоже на то, судя по трупным пятнам.
Джексон обернулся к лаборантке:
– Отпечатки пальцев сняли?
Молодая женщина осторожно положила побуревшую руку трупа на асфальт, прерывая священнодействие с телом.
– Да, но о качестве можно будет судить лишь после того, как проведем сопоставление. Чем больше времени тело проводит в воде, тем сложнее идентифицировать.
– Сколько он проплавал?
Лаборантка пожала плечами:
– Сходить кожа еще не начала… Максимум дня два. Патологоанатом уточнит.
Джексон кивнул, потер замерзшие руки.
– Ненавижу эту погоду! Еще до Хэллоуина не дожили, а холодно – вот-вот снег пойдет! – Голос детектива гулко звучал под асфальтовым полотном эстакады. – Нолан, ты чего притих? Задумался?
– Отпечатки проверьте, – чуть слышно отозвался Шон. – По-моему, это Патрик Коннелли.
Глава 25. Ось земли
Эван его провел.
Сжимая руль побелевшими пальцами, Дэнни вспоминал вчерашнюю встречу в трейлере.
Черт подери!
Макганн сам все продумал, просчитал и спланировал. Операция шла под его контролем.
«Дошло наконец-то, как до жирафа! Поздравляю!»
Звонок Ричарду выбил Дэнни из колеи. Над этим надо было поразмыслить где-нибудь в спокойной обстановке. Картер направился в излюбленный бар, но оказался слишком близко от дома. Размышлять о похищении здесь было так же кощунственно, как развлекаться с любовницей на супружеском ложе. Дэнни бесцельно кружил по городу, бормоча себе под нос и отмечая концы тирад отчаянными ударами по рулю. Чем сильнее кипел гнев, тем быстрее он ехал.
Сколько ни думай, как ни осторожничай, но Эван – это цунами, торнадо, землетрясение. Не человек, а стихийное бедствие. Дэнни выжимал газ, чувствуя, как дрожит под шинами асфальт. На ураган можно злиться, рвать на себе волосы, умолять, уговаривать, но, оказавшись на его пути, самое разумное – спасаться бегством. Машины превратились в размытые пятна. Дэнни, бешено перескакивая из ряда в ряд, летел к горизонту, подрезав по пути неповоротливый «мерседес». «Дурак, попытался совладать с бешеным потоком! Теперь тебя несет в бездну!»
Сзади возмущенно загудели сирены, водитель «мерседеса» испуганно притормозил – Дэнни буквально ворвался в его ряд, едва не чиркнув бампером по капоту. Картер судорожно вывернул руль – вираж получился слишком крутым. Если не справиться с управлением, «форд» встанет на ребро, медленно перевернется, и все проблемы разрешатся сами собой. Нервы выдержали, и под истеричные вопли гудков он аккуратно выровнял машину. Вернувшись в свой ряд, Картер глубоко вздохнул, проигнорировал раздраженный взгляд водителя «мерседеса», проверил тормоза: в порядке – и сбросил скорость.
Нет, так нельзя…
Включив «аварийку», Дэнни выбрался из среднего ряда. Не задержавшись в крайнем правом, он выехал на обочину. Колеса подскочили на трещинах в асфальте, и «форд» остановился. Заглушив мотор, Картер прислушался к тишине, нарушаемой ритмичным шелестом пролетающих мимо машин.
На пассажирском сиденье появился отец.
Последний раз Дэнни видел отца живым на свидании в окружной тюрьме. Лицо обветренное, морщинистое, но гордое и сильное. Руки грубые, на большом пальце белеет шрам от циркулярной пилы. Пожелтевшие зубы сжимают сигарету так крепко, будто это ось всего мира. Он смотрел на Дэнни внимательно, испытующе и оценивающе.
Осуждающе.
«Папа…»
Перед глазами снова возникла картина: визг шин, отец с сигаретой в зубах жмет на тормоза, пытается справиться с машиной.
Дэнни представил себе отцовское решение, выбор, ужасающие последствия.
Словно в замедленной съемке – безумный вираж, звон бьющегося стекла, скрежет стали об асфальт. Грузовик завис перед последним кувырком, перевернулся, и наступила тишина – странная, всепроникающая тишина.
«Папа, я…»
Отцовские глаза горели осуждением. Умер девять лет назад, а до сих пор осуждает.