По нехоженной земле
Шрифт:
Из птиц кое-где на побережье океана и на некоторых арктических островах на
зиму остается один ворон. В лютые морозы, оставляя за собой след кристаллизованного
пара, он носится над тундрой, обросший большими намерзшими бакенбардами, и
оглашает зловещим карканьем застывшие пространства.
Поэтому зимой Арктика кажется безжизненной. Добыть медведя при таких
условиях можно лишь случайно, а подледный промысел на тюленя требует огромной
затраты сил и
и ловушек. Этот промысел дает ценный мех, но не дает мяса. А мясо здесь бывает
дороже самых ценных соболей.
Нужно сказать, что и летом, когда полярные моря кишат зверем, добыча дается
здесь нелегко. Охота всюду трудна — и в тропических джунглях, и в горах, и в
сибирской тайге, и во льдах Арктики. Она требует от человека много упорства,
здоровья, тренировки, выносливости, наблюдательности и настоящего тяжелого труда.
Я говорю не о любительской охоте, являющейся приятным спортом, или, по
ироническому выражению Журавлева, «благородной страстью», а о той охоте, от
которой зависит благосостояние человека, выполнение какой-либо намеченной им цели,
тепло в его жилище, а иногда и собственная жизнь охотника. А в Арктике как для
местного населения, так и для русских промышленников и исследователей зачастую
только такой вид охоты и существует. Это постоянная борьба. Суровая природа
накладывает на нее особый отпечаток. Человек, живущий здесь охотой, должен иметь
железный организм, верный глаз и сильную, твердую руку. Кроме привычки к тяжелому
физическому труду, он должен иметь силу воли, часто итти на опасность.
Наблюдательность, опыт и знание природных условий уменьшают [68] опасность, но не
уничтожают ее. Приходится бороться и с природой и со зверем.
Все это в одинаковой степени относится к жителю Чукотки или острова Врангеля,
выходящему в открытое море на кожаной байдарке на самую опасную охоту в Арктике
— на моржа; и к охотнику побережья полярных морей, идущему в поисках зверя на
морские льды и каждую минуту рискующему быть оторванным и унесенным в море; и
к новоземельскому промышленнику, борющемуся в маленькой Стрельной лодочке со
знаменитым новоземельским «стоком»{10}; и к помору, ведущему бой гренландского
тюленя на пловучих льдах; и к полярному исследователю, стремящемуся обеспечить
свою экспедицию мясом силами участников самой экспедиции.
Наиболее совершенное оружие само по себе не может сделать охоту удачной, если
оно не будет в надежных руках опытного полярного охотника. Поэтому-то память
человечества упорно хранит так много
стран. Нередко хорошо вооруженные иностранные экспедиции гибли от цынги и голода
и даже доходили до людоедства в таких районах, где перед ними лежали непуганые
стада зверя.
Двое из нас, высадившихся на безымянном островке, уже достаточно знали
полярные условия и имели свои собственные представления о них. Для нас Арктика не
была ни «страной отчаяния», ни «безжизненной пустыней», ни той страшной частью
нашей планеты, которая не вызывает у человека никаких чувств, кроме печали,
бессилия и обреченности, как ее рисовали европейские и американские
путешественники. Но вместе с тем мы были далеки в своих представлениях об
Арктике, как о счастливой Аркадии.
Мы знали, что достаточно испытаем морозов и как благодать будем воспринимать
летнее тепло в 4—5°; услышим достаточно громкий вой метелей и грохот ломающихся
льдов, а временами будем напрягать слух, чтобы услышать хоть один звук в часы
полярной тишины и безмолвия; мы должны пережить мрак полярной ночи, но зато
месяцами будем видеть незаходящее солнце; мы много раз проклянем полярные
туманы, ползая в них, точно слепые щенки, но также будем видеть и полярные сияния,
которыми никогда не устает любоваться человек; встретим на своем пути и ровные
льды [69] и ледяные нагромождения — продвижение среди которых поистине
мучительно; будем видеть Арктику, клокочущую жизнью, и Арктику, закованную в
ледяную броню, внешне действительно напоминающую пустыню.
Ни я, ни мои спутники не собирались разыгрывать роль Робинзонов или
изображать из себя ходульных героев; мы не мечтали, как о блаженстве, о трудностях и
лишениях, так как прекрасно знали, что их будет достаточно на нашем пути и что нам
не миновать их. Поэтому на морозы Арктики мы смотрели так же, как кочегары на жару
у котельных топок; на полярные метели — как моряк на бури; а на льды — как шофер
на трудную дорогу. Условия тяжелые, но нормальные и естественные для Арктики. В
тех случаях, когда возможно, мы должны были избежать трудностей, а там, где этого
сделать нельзя, бороться с ними.
Борьба началась с того дня, как мы распрощались с «Седовым». Наша жизнь не
находилась в прямой зависимости от результатов охоты. Но мы не могли отделить свое
существование от задач, поставленных перед нами, а выполнение этих задач целиком
зависело от того, как мы сумеем использовать кладовую Арктики. И не потом, не в