По обе стороны Днестра
Шрифт:
– Я достаточно знаю французский, господин майор, чтобы понять, что это означает.
– Новосельцев обиженно замолчал.
– Однако...
– Однако, господин Новосельцев, - бесцеремонно перебил Тарлев, предоставьте нам самим решать, что к чему. Советы - наш общий враг, господин полковник, - уже мягче, как бы вразумляя Новосельцева, продолжал майор, - и мы должны выступать против них единым фронтом, не исключая, разумеется, и разведывательных служб. И потом, - Тарлев понизил голос, правительство недооценивает всю важность и значение нашей деятельности. Я говорю об этом с величайшим сожалением. Поэтому мы вынуждены оказывать кое-какие услуги нашим друзьям во Франции и Англии. Они на разведку денег не жалеют.
В тот раз Новосельцев поверил Тарлеву не до конца. Но однажды в лавку
Эти сто франков обошлись ему дорого. Тарлев действовал уже открыто, не таясь. Регулярно встречался в лавке с Жолондовским и еще какими-то людьми, передавая им, а точнее, продавая сведения, стекающиеся по различным разведывательным каналам, в том числе и те, которые добывал Новосельцев. Эту же информацию Тарлев через Новосельцева пересылал Федоровскому в Париж, а тот, в свою очередь, - дальше, своим хозяевам. Информация, как не раз убеждался Новосельцев, носила случайный характер, не перепроверялась и часто была откровенной липой. Однажды поделился своими сомнениями по этому поводу с Тарлевым, однако тот цинично ухмыльнулся и махнул рукой.
Новосельцев окончательно понял: громкие слова Тарлева, Федоровского и прочих "идейных" борцов против большевиков - не более чем ширма. Главное, что их действительно интересовало, - это собственный карман. Постепенно он стал свыкаться со своей двойной, даже тройной жизнью лавочника, вербовщика и агента-связника, содержателя явочной квартиры, тем более, что эта жизнь имела и свои преимущества: ему тоже кое-что перепадало.
Лишь когда Тарлев завел разговор о жене и сыне, оставшихся в Петрограде, он взглянул на себя как бы со стороны и ужаснулся, как низко пал.
– Помните, Александр Васильевич, - мягко начал Тарлев, - мы говорили о вашей семье, оставшейся в Петрограде. Я сказал тогда, что мы вернемся к этому разговору.
При первых же словах Тарлева Новосельцев внутренне насторожился. Он уже достаточно узнал своего собеседника, чтобы понять: Тарлев завел об этом речь неспроста, он что-то задумал.
– Так вот, - продолжал Тарлев, - пришло время вернуться к этому разговору. По нашим данным, супруга ваша Мария Григорьевна пребывает в добром здравии и проживает с сыном по адресу: Литейный проспект, 129, квартира 15. Вы ведь там и до октябрьского переворота жили, не так ли? Тарлев взглянул на Новосельцева, желая убедиться, какой эффект произвели его слова.
Новосельцеву показалось, что сердце проваливается куда-то вниз, а ноги стали ватными, он никому, даже Федоровскому, не говоря уже о Тарлеве, не называл адреса жены. Стало быть, майор не лгал.
– Помнится, - сказал Тарлев, делая вид, что не заметил реакции своего собеседника, - я обещал вам помочь передать жене весточку. Однако мы не альтруисты, как вы имели возможность убедиться, - деловым тоном добавил майор, - и потому, в свою очередь, ожидаем от вас кое-каких услуг.
– Каких именно?
– глухо пробормотал Новосельцев, догадываясь, к чему тот клонит.
– Самых обычных, - господин полковник, - Тарлев даже улыбнулся. Видите ли, руководство, - он простер руки к потолку, - требует активизации разведработы. Пока, к сожалению, нам похвастаться нечем, выжимаем информацию у беженцев, перебежчиков и прочей мелочи. Они же не располагают ничем существенным. Подбираем крохи.
– Я подумаю над вашим предложением, - нерешительно пробормотал Новосельцев.
– Некогда думать, господин полковник, - жестко сказал Тарлев.
– Надо действовать, и немедленно.
– А что будет, если я откажусь?
– Дело ваше, Александр Васильевич, однако могу сказать, что будет очень плохо.
– Новосельцев уловил скрытую угрозу и согласился.
Тарлев продиктовал ему письмо к жене и, внимательно прочитав, спрятал в карман. С тех пор прошло уже немало времени, однако ответной весточки не приходило. Тарлев уходил от прямого ответа на его вопросы, отделываясь ничего не значащими заверениями, и Новосельцев решил: случилось самое худшее - агента при переходе границы схватили и нашли при нем письмо. Правда, оно носило невинный частный характер, не имело адреса и не давало повода для подозрений, однако лишь при одном условии: если агент будет молчать. Новосельцев же слишком хорошо знал людей Тарлева, которых он сам же ему и вербовал. Провалившийся агент, спасая свою шкуру, на первом же допросе выложит все, до последней ниточки. Вообще в этой истории, пришел к выводу Новосельцев, было много неясного. С человеком, ушедшим на ту сторону, Новосельцев не встречался и не знал его в лицо. Сопоставив некоторые факты, он пришел к выводу, что Тарлев использует его в собственных интересах, и человек, ушедший с его письмом, не имеет отношения ко второму отделу румынского генштаба и работает на другую разведку, скорее всего на "Интеллидженс сервис". Там щедро оплачивают подобные услуги. Впрочем, в этом мог убедиться и сам Новосельцев, когда завербовал и передал Циклопу двух перебежчиков с той стороны. Циклоп не поскупился, причем заплатил не какими-то леями, а английскими фунтами. После подготовки с помощью Тарлева их переправили через Днестр, и они словно в воду канули. Циклоп несколько раз с упреком говорил Новосельцеву, что тот подсунул ему людей, у которых не было за кордоном надежной крыши. Именно это и стало, по его мнению, причиной провала. Новосельцев думал по-другому, однако держал свое мнение при себе: он лучше Циклопа изучил завербованных. Это были жалкие, опустившиеся, без всяких моральных устоев, людишки. Один - мелкий растратчик, бежавший из ссылки, другой - тупой деревенский парень, дезертировавший из армии. Новосельцев почти не сомневался, что они, перейдя границу, просто-напросто струсили, понимая, что в случае разоблачения вышки не миновать, и сами сдались пограничникам в надежде облегчить свою участь.
После провала этих агентов Циклоп все настойчивее и чаще заводил с Новосельцевым разговор о брате, живущем в Севастополе, и тот горько пожалел, что проговорился Жолондовскому в минуту откровенности. Циклопа весьма интересовала "крыша" на квартире солидного, занимающегося частной практикой врача, да еще в таком городе, как Севастополь. Однако Новосельцеву вовсе не хотелось ставить под угрозу свободу, а может быть, даже жизнь близкого человека. Ему и без того не давало покоя отсутствие вестей от жены, к которой ушел человек Тарлева, и он под всяческими предлогами отклонял домогательства Циклопа. Тот же становился все назойливее, сулил большие деньги.
Вот и теперь Циклоп завел разговор о крыше для агента, которого его начальство готовит для глубокой, как он выразился, разведки в Советском Союзе. Новосельцев не выдержал и в сердцах сказал:
– Господин полковник, я родственниками не торгую.
Циклоп растерянно заморгал своим единственным глазом, потом деланно рассмеялся.
– Зато торгуете родиной, господин Новосельцев.
Новосельцев весь вспыхнул.
– Как и вы, господин Жолондовский.
– Ошибаетесь, коллега. Я поляк, и моя родная Польша, слава Иисусу Христу, наконец-то освободилась от москалей.