По обе стороны правды. Власовское движение и отечественная коллаборация

Мартынов Андрей Викторович

Все обвиняемые признали себя виновными в предъявленных им обвинениях.

В соответствии с п. 1. Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила обвиняемых Краснова П.Н., Шкуро А.Г., Султан-Гирей, Краснова С.Н., Доманова Т.И. и фон Паннвиц к смертной казни через повешение.

Приговор приведен в исполнение.

Источник: Правда. 17.01.47.

Глава 2.

ВЛАСОВЦЫ НА ОДЕРЕ. МИФЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

В историографии отечественной коллаборации нет устоявшейся точки зрения на операцию «Апрельская погода» (Aprilwetter) 13–14 апреля 1945 г., в ходе которой части 1-й дивизии ВС КОНР атаковали 415-й батальон Красной армии с целью ликвидации предмостного укрепления Эрленгоф на Одере.

Отчасти это было обусловлено нежеланием самих власовцев распространяться

о бое. Так, член КОНР, профессор Федор Богатырчук утверждал, что «вплоть до краха, ни одна из… дивизий так и не приняла участие в боевых операциях, если не считать весьма непонятного выступления одной из них на стороне чехов в Праге»^{996}. А подполковник ВС КОНР Николай Ветлугин (Тензеров) вспоминал, что «ни одна часть РОА не была на фронтах и не вела боевых операций (специальные действия, предпринятые небольшими группами в 1945 году на Восточном фронте — на Одере — носили эпизодический характер)»^{997}.

Отчасти, споры вокруг боя были обусловлены целым рядом мифологем, созданных власовцами. В мемуарной литературе и ряде исследований распространена точка зрения, будто операция изначально была обречена на провал.

Так гауптштурмфюрер СА Сергей Фрелих, отвечавший за безопасность главы КОНР генерал-лейтенанта Андрея Власова, вспоминал, что уже «подготовка к операции сопровождалась неблагоприятными предзнаменованиями». Командир 1-го полка 1-й дивизии ВС КОНР полковник Андрей Архипов не сомневался, что вести «наступление на этом участке было безумием», командир 2-го полка подполковник Вячеслав Артемьев утверждал, что «операция эта была бессмысленна и, казалось, что она была намеренно обречена немцами на неудачу», а рядовой разведывательного батальона Сигизмунд Дубов (Дичбалис) считал, что это было «самоубийственное задание»^{998}.

Как следствие, британский историк Джеральд Рейтлингер писал о штурме, «напоминавшем самые неудачно спланированные сражения Первой мировой войны… пехота была послана на поврежденную линию колючей проволоки. Не имея у себя за спиной абсолютно никаких резервов, люди беспорядочно отступили» ^{999} .

Подобный взгляд на события является частью более широкой мифологемы, согласно которой отправка дивизии на фронт была преждевременной. В частности, редактор власовской газеты «Воля народа» Александр Казанцев (Като) называл требование ОКБ послать наличные части власовской армии на передовую, а не держать их в резерве до появления новых дивизий, «ударом в спину и Освободительной армии и движению в целом». Ведь «политически это было убийством… выступая против советских частей, они (власовцы. — A.M.) должны были выступать как защитники Берлина… Со стороны немцев это было открытой провокацией, — дискредитировать части Движения как прямых пособников Гитлера» ^{1000} . [205]

205

Интересно, что Казанцев, обвиняя немцев, использует язык национал-социалистической пропаганды. «Удар в спину» (Dolchstosslegende) мифологема, согласно которой, поражение Гер-мании в годы Первой мировой войны было обусловлено предательскими действиями части населения (евреи, социал-демократы).

Рассматривая такую точку зрения, следует учитывать, что в контексте кризисного положения Германии в конце войны вполне естественным выглядит стремление ОКБ использовать немногочисленные резервы, в том числе и состоящие из коллаборантов [206] . Тем более, что наличие в составе 9-й армии «русской» дивизии рассматривалось немцами, как элемент психологической войны, при условии успешного проведения операции ^{1001} .

Поставленная дивизии задача также была вполне осуществима. Из двух предмостных укреплений коллаборанты штурмовали меньшее. По справедливому замечанию чешского историка Станислава Ауски, численный перевес выделенных для наступления сил власовцев (8: 1) при авиационной и артиллерийской поддержке «должен был привести к успеху» и позволить им выполнить это «столь тяжелое задание» ^{1002} .

206

Формальным поводом направления дивизии на фронт послужило предложение со стороны начальника немецкого штаба формирования ВС КОНР полковника Гейнца Герре. Он считал, что «как только дивизия докажет свою боеспособность, это ускорит организацию других дивизий РОА». (Стеенберг

С. Власов. С. 200).

Плацдарм защищали две роты 415-го батальона (входили в состав 119-го укрепленного района). Столь малое количество бойцов компенсировалось достаточно мощным артиллерийским прикрытием, расположенным на восточном берегу Одера. Непосредственно на плацдарме также располагался дивизион 45-мм и 76-мм орудий. Естественная преграда — излучина, разлившаяся в весеннее половодье, перекрывала центральную часть Эрленгофа. Она дополнялась минными полями, заграждениями из колючей проволоки и системой дзотов, что существенно затрудняло взятие этого относительно большого плацдарма. Перед прибытием на фронт 1-й дивизии КОНР вермахт силами 1233-го фанен-юнкерского полка «Потсдам» (391-я дивизия) смог блокировать силы 415-го батальона. В итоге контролируемая им территория не превышала 3 км в ширину и 1,4 км в глубину^{1003}.

Минусом обороны была достаточно широкая на этом участке ширина реки (250 м), что усложняло оперативную посылку подкреплений, продовольствия и боеприпасов ^{1004} .

Согласно плану, предложенному командиром 1-й дивизии ВС КОНР генерал-майором Сергеем Буняченко, после артиллерийской подготовки и авиаудара, власовцы должны были атаковать части 415-го батальона силами батальонов 2-го и 3-го полков [207] с северного и южного направлений по сходящимся операционным линиям (излучина ограничивала возможности маневра). Фронт атаки с северного направления составлял 104 метра, а с южного — 520 ^{1005} .

207

Некоторые историки ошибочно утверждают о наступлении коллаборантов силами двух полков. См.: Колесник А. Грехопадение? Генерал Власов и его окружение. С. 98; Дробязко С.И. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил 1941–1945 гг. С. 317.

Таким образом, ограниченное пространство для наступления не только нивелировало численное преимущество власовцев, но также делало атакующих уязвимыми от огня прикрывавших плацдарм батарей.

За пять минут до конца артподготовки в 6.55 две роты 1-го батальона 3-го полка подполковника Георгия Рябцова (Александрова) нанесли вспомогательный удар по южному фасу плацдарма. До взвода власовцев проникли в траншею первой линии обороны, но после усиления огня противника вынуждены были остановиться. Около 10.00 Рябцов приказал своим частям отойти на исходные позиции ^{1006} . [208]

208

По некоторым сведениям, власовцы не дошли до первой линии обороны, «задержавшись на минных полях противника» (Осипов А. Первая дивизия РОА. С. 19).

Наступление на северном (основном) участке началось позднее, хотя первоначально оно должно было быть проведено незадолго до рассвета. Предполагалось, что коллаборанты затемно дойдут до укреплений красноармейцев^{1007}. До 9.30 власовцы вели интенсивную перестрелку и лишь затем перешли в наступление. Как и бойцам Рябцова, им в начале способствовал успех. Две роты 1-го батальона 2-го полка подполковника Артемьева, укомплектованные в основном чинами 29-й дивизии СС бригадефюрера Бронислава Каминского, прорвали первую линию траншей и проникли вглубь предмостного укрепления на три сотни метров, но вскоре попали под friendly fire, а затем были остановлены кинжальным огнем пулеметного взвода защитников плацдарма^{1008}.

Впрочем, по версии Артемьева, прорыва не было: «советская оборона не проявляла никакого упорства. Встревоженные и обескураженные первыми же выстрелами артиллерийского обстрела советские солдаты организованно отходили со своих позиций в хорошо оборудованные укрытия, почти не оказывая сопротивления наступающим. Зато пулеметный огонь с флангов пронизывал всю линию наступления с близкой дистанции почти в упор. Кроме того, советские минометы интенсивно дополняли огонь пулеметов. Это огневое заграждение было настолько сильным, что продвигаться вперед не было возможности». Усилилась и стрельба артиллерии с восточного берега Одера^{1009}. По утверждению Дичбалиса, самого непосредственно в бою не участвовавшего, дальнейшему наступлению препятствовал «неистовый заслон огня», в результате чего «атака утратила целостность, превратившись в бедлам, солдаты стремились спастись от концентрированного огня»^{1010}.