По осколкам нашей любви
Шрифт:
— Каким было твое любимое животное?
— Гигантская панда, — сразу же ответил Дилан.
Я улыбнулась и начала действовать его методом.
— Почему?
Мальчик пожал плечами.
— Клёвые глаза. Я не испугался. Она улыбалась.
Панда вообще-то не улыбалась, конечно же, но, когда она лицезрела нас, я могла была поклясться, что в ее глазах было что-то озорное. Тот факт, что Дилан заметил это, заставило меня гордиться им, хоть это и глупо.
— Веские аргументы.
— Ты теперь живёшь с папой?
И
— Нет, мы просто много тусуемся.
— Ты будешь с ним, когда я буду оставаться?
— Иногда. Ты не против?
Дилан снова пожал плечами.
— Папочка много смеётся, поэтому нет.
Я была в восторге от того, как Дилан проанализировал ситуацию, и от благословения, которое он дал мне в своей милой мальчишеской манере.
Нельзя. Обниматься.
Когда Марко вернулся к нам с едой, я улыбалась от уха до уха. Он растерянно растянул губы в улыбке, заметив выражение моего лица, когда сел и убедился, что Дилан получил еду и сок.
— Что с тобой происходит?
Я пожала плечами.
— Просто обожаю гигантских панд.
Марко нахмурил брови и посмотрел на Дилана, как будто тот смог объяснить бы. Сын посмотрел на него так, словно хотел сказать: «Что, все же очевидно», и я взорвалась от смеха.
Последние несколько месяцев были для меня сплошными американскими горками из эмоций, и после того, как мне пришлось снова пережить мерзкое прошлое, а затем потерять Джаррода, я не знала, смогу ли когда-нибудь снова так сильно смеяться.
Но смеяться сильно я не стала.
Марко улыбался, но потом наклонил голову к Дилану и сказал:
— Ты был прав. Странная.
Дилан так устало вздохнул, будто в жизни повидал побольше нас.
Мне было все равно, будут ли они дразнить меня всю оставшуюся жизнь. В тот момент меня заботило только то, что они будут рядом до конца моих дней.
• ГЛАВА 29 •
Июнь
Лучи позднего июньского солнца струились в окна класса, заливая светом пустые парты детей. Мой последний класс в этом году уже ушел, но я обнаружила, что не могла сдвинуться. Я не могла оторвать глаз от стола Джаррода. Он был пустой до конца года каждый раз, когда его класс приходил ко мне.
Я не хотела забывать.
Последние несколько месяцев мне было очень трудно снова почувствовать себя учителем. Часть меня хотела вернуться к старым привычкам и создать дистанцию между собой и детьми. Всегда должна была быть какая-то дистанция, но было трудно не заботиться о них, и, в конце концов, я решила, что если перестану заботиться о них, то перестану быть хорошим учителем.
Это был не самый лучший год, но последние несколько месяцев начали это компенсировать. Одним из способов было предложение о постоянной работе, которое получила от департамента в
Я думала, что почувствую облегчение от того, что год закончился и, что наступило лето, чтобы насладиться им, прежде чем снова начнется учительская деятельность.
Но в этот последний день, стоя в классе, я не могла оторвать взгляда от стола Джаррода.
Иногда у меня перехватывало дыхание, когда вспоминала, что не увижу его в следующем году, что он не вырастет и не станет тем удивительным человеком, каким знала его раньше.
Я и не представляла, как тяжело будет провести последний нависший надо мной день в школе.
— Тук, тук.
Я резко отрываю взгляд от стола, и глаза расширились от неожиданного удовольствия; настроение мгновенно поднялось при виде Марко и Дилана, вошедших в класс.
— Что вы двое здесь делаете? — спросила я, счастливо улыбаясь, когда шаги Дилана ускорились. Он подошел ко мне и мгновенно обнял за ноги. Я крепко обняла его в ответ, когда Марко наклонился, чтобы быстро и нежно поцеловать меня в губы.
— Я подумал, может, тебе нужна компания. Для тебя это не самый легкий день, детка.
Я удивленно покачала головой. Как он узнал, когда не знала даже я?
— Люблю тебя, — прошептала я.
— И я тебя.
Я посмотрела на Дилана и увидела, что он наблюдает за нами. Я сморщила нос, глядя на него.
— Знаешь что?
— Что? — переспросил он с неподдельным любопытством.
— Я и тебя люблю.
Он стеснительно заулыбался и опустил голову.
Такой милый, что умереть можно.
— Дилан, а ты что скажешь? — Марко вздернул подбородок.
Дилан пожал плечами.
— Ханна знает, что я лю ее. — Его слова превратились в бормотание, но я уловила суть.
Я посмотрела на Марко.
— Дилану четыре года, и ему неудобно говорить «я люблю тебя». Мне уже жаль его будущих подружек.
Марко рассмеялся.
— Он — мужчина. Ему трудно показывать чувства.
— Ты — мужчина, и тебе нетрудно показать чувства.
— На публике — да.
— Ты только что сказал, что любишь меня в присутствии Дилана.
— Это просто Дилан.
— Так ты хочешь сказать, что когда мы поженимся, ты не скажешь, что любишь меня, говоря свадебную клятву?
— В свадебных клятвах не говорят «я люблю тебя».
— Говорят, если добавляют в клятву сами. — Я отрывалась и пугала его, и это стоило того, чтобы увидеть вспышку паники в глазах Марко.
— Написать свою собственную… клятву? — Его хватка на плечах Дилана стала крепче.
— М-м-м-х-м-м.
— Ты хочешь, чтобы я сам написал клятву?
Я опустила уголки рта и пожала плечами.
— Ну, я могу простить тебе это, если ты действительно когда-нибудь сделаешь мне предложение.