По приказу Партии и Правительства
Шрифт:
Что произошло, если бы Иван сохранил хладнокровие, набил магазин карабина патронами и продолжал поддерживать огнем товарищей, мы не узнаем.
Припадая к холке коня в стремительном преследовании, Крупнов навряд ли принимал в расчет выносливость и резвость казачьей лошадки своего врага, уступавшей в этих качествах длинноногому Монголу. Как не вспомнил о карабине, оставшимся на раскаленном песке. И уж тем более Иван не знал, что караван с оружием, утомленный многодневным переходом, держал свой путь к единственному ближайшему каракумскому колодцу. Преследуя всадника, Иван думал только о схватке с ловким и сильным противником,
Когда лошади обессилили, начало смеркаться. Первый раз попав в Кара-кумы, я увидел, что солнце там действительно раскаляется до бела. Но еще больше я был удивлен другим «белым солнцем пустыни», которое светило словно аэродромный прожектор на ночных полетах. В свете луны два всадника приближались к источнику воды, который был заметен, благодаря костру, видневшемуся вдалеке. Стало понятно, что развязка близка и схватка неизбежна. Иван догнал противника и уставшие всадники почти одновременно приблизились к костру.
У огня сидел старик в халате и овечьем телпеке. Лицо его в отблесках костра было похоже на маску из дубовой коры. С ним рядом был мальчишка в тюбетейке и рваной одежде.
Первый всадник слез с коня, молча подошел к кожаному ведру, поднял его, и стал пить, не обращая внимания на Ивана. Крупнов стоял поодаль и терпеливо ждал. В горле его пересохло, но пить хотелось не так сильно, и он молча наблюдал за струйками воды, текущими по горлу врага. Человек поставил ведро на песок и Иван увидел лицо молодого, очень красивого парня. Наверно такие люди живут в городах, пишут стихи и одевают военную форму только из-за семейных традиций, подумал Иван. Парень по-армейски повернулся кругом, отошел на пять шагов, обнажил саблю и встал в позицию. Красноармеец Крупнов видел перед собой ровесника, которому, как и ему не довелось повоевать в гражданскую войну, но безусловно отменному наезднику, знакомому с холодным оружием.
Иван спешился, извлек шашку из ножен и опустил кончик клинка, почти коснувшись им края тени противника контрастно видимой на песке. Свет луны не мешал глазам, но Крупнов оценил правильность позиции. Противник смотрел на кончик своей сабли и был готов к поединку.
Но схватки не было. Правильно выбрав дистанцию, зная, что его шашка чуть короче сабли, Крупнов неожиданно резким кистевым щелчком снизу, подрубил руку противника в запястье. Продолжая движение клинка вверх, он приподнялся на носки, и обхватив рукоятку двумя руками, опустил лезвие на ключицу врага. Удар был направлен свеху вниз и вперед. Полоса стали наполовину погрузилась в тело, когда движением на себя Иван протянул лезвие.
Он сделал шаг назад, и уступил место для падающего тела. Черная в лунном свете кровь растекалась по песку.
Старик что-то сказал тихим голосом и мальчик ушел. Теперь Иван захотел пить. Он поднял ведро и утолил жажду. Сидя рядом со стариком, он смотрел на неподвижное тело и вспоминал порубленных пограничников. «Кто ты, человек, пришедший с другой стороны? Где ты учился военному делу? Кто твои родители, и где твой дом?» – думал Иван.
Постепенно наваливалась усталость. Но Иван пошел посмотреть округу, чтобы найти безопасное место для сна. Оказалось, что здесь располагался маленький источник воды, который позволял снабжать небольшую отару овец и давать воду проходящим путникам. Вода в колодце была не постоянно, и вычерпав ее, нужно было дать время, пока она не наберется вновь. Поэтому у колодца не было жителей и им пользовались проходящие пастухи. Выбрав
Проснувшись утром, Крупнов пошел осматривать убитого. Тело лежало в нескольких десятках метров от большого пятна запекшийся крови, на спине, с лицом обмотанным тряпкой. Рядом лежала портупея с саблей и стояли сапоги. Мальчишка туркмен сидел невдалеке рядом с неглубокой ямой и кучкой камней.
Иван подумал, что стоит обыскать убитого. Кроме золотого медальона с нарисованным женским лицом, залитым кровью, и серебряного портсигара с монограммой, ничего не было. Иван осмотрел сапоги и кивнул мальчику. Туркменчонок стянул тело в яму, присыпал песком, и стал обкладывать камнями. Присев у края ямы, Крупнов взял один камень и стал его разглядывать.
– Лисы, – вдруг по-русски сказал мальчишка. – Лисы раскопают и съедят, – продолжил он.
– Ты кто? – удивленно спросил Крупнов.
– Ван, – ответил мальчик, продолжая орудовать кривым корнем, засыпая могилу.
– Ван? – Иван стал разглядывать загорелое лицо подростка.
– Ван или Ваня, – повторил пацан.
По лицу и по цвету кожи мальчишка не был похож на русского, но разговаривал совсем без акцента.
– А этот старик, он кто? – продолжал спрашивать Иван.
– Мой отец. – Ван положил крупный камень на холмик и встал на ноги.
По возрасту старик мог быть дедом Вана, но не отцом. Крупнова это заинтересовало.
– А мамка твоя где?
Пацан махнул рукой и пошел прочь. Последовав за ним, через два десятка метров, Иван увидел две похожих могилы из камней.
– Мама и брат, – сказал мальчик, показывая рукой на могилы.
За день Иван надеялся выйти к железнодорожному полотну, двигаясь на юг, и ориентируясь по солнцу. Он набросил седла на спины лошадей и занимался сперва Монголом. Ван подошел помогать со второй лошадью и Крупнов заметил, как мальчишка, подтягивая седло, привычно лягнул лошадь, чтобы та не надувала брюхо под подпругой. Потом он взял повод и посмотрел на Ивана.
– Я могу показать дорогу, – сказал он.
Иван раздумывал. В голове родилась интересная мысль и он улыбнулся:
– Спроси отца и садись на коня.
Ван побежал к отцу, который разливал воду для овец. И Иван увидел, как старик не глядя махнул рукой. Мальчишка ловко прыгнул в седло и не доставая до стремян, резко ударил пятками по бокам скакуна.
Два всадника вышли прямиком на станцию, а потом продолжили свой путь к пограничному отряду. Вечером Иван Крупнов уже сидел под арестом.
***
Полгода тянулось ужасно долго, и вот я еду в Москву. С Казанского вокзала я позвонил Сергею Федоровичу и он назвал мне адрес гостиницы, где я мог остановиться. Она была в центре, в небольшом зеленом дворике – маленькая двухэтажная гостиница, принадлежащая профсоюзной организации. В ней почти не было гостей и она находилась в десяти минутах ходьбы от комплекса строений, где предположительно я разговаривал с Сергеем Федоровичем.