По приказу Партии и Правительства
Шрифт:
Днем я гулял по Москве, а вечером после работы Сергей Федорович приходил ко мне в номер. Мы сидели в креслах и непринужденно разговаривали о книгах, которые я должен был изучить. В первый день мы разговаривали о каждой книге по очереди. Сергей Федорович спрашивал, а я отвечал. На следующий день Сергей Федорович стал перемешивать вопросы. Задавал вопрос по одной прочитанной книге, и тут же переходил на другую. На третий день он разложил перед собой листки и стал задавать вопросы просто «очередями». Я едва успевал ответить, как он переходил к другому вопросу. Иногда казалось, что он вообще не слушает. Постепенно мне надоело:
– Куда
Он спросил:
– Ты начал уставать?
Я сказал, что не устал, но не вижу смысла в таком разговоре:
– Вы меня не слушаете.
Он улыбнулся в ответ:
– Мы внимательно тебя слушаем. Отдыхай, завтра после обеда я тебе позвоню.
На следующий день Сергей Федорович забрал меня из гостиницы. Мы заехали во внутренний двор комплекса зданий на Старой площади, и машина остановилась вплотную к двери входа. Минуя коридор с затемненным окном, за которым, я думаю, находился человек из охраны, мы поднялись в кабинет Сергея Федоровича. Он стал доставать из шкафа книги и раскладывать их на столе. Он предложил мне самому выбирать. А в стороне сложил несколько и сказал, что их надо изучить обязательно. Потом мы сели за длинный стол, который стоял в кабинете и он стал просматривать что я выбрал. Он сложил в стопку книги, которые были одного формата, с одинаковой пятиконечной звездой на серых обложках.
На лице его играла улыбка, но он ничего не сказал по поводу моего выбора. Он встал из-за стола, подошел к шкафу и достал из нижнего ящика туристический рюкзак. Это был необычный рюкзак, по крайней мере, я раньше таких не видел. Он был оливкового цвета, со множеством карманов различной формы.
– Я думаю сюда удобно будет сложить книги, – сказал он.
Потом у нас состоялся разговор. Сергей Федорович сказал, что я запоминаю прочитанное, но вот извлекать пользу от информации не очень получается.
– Это нормально, – сказал он. – Теперь тебе надо учиться анализировать прочитанное. Не просто понимать написанное, а уметь читать как бы между строк. Как на уроке литературы. Только в этих книгах другие темы для сочинений, – продолжил он.
Сергей Федорович сказал, что обратить внимание надо на те книги, которые выбрал он. А те, которые выбрал я, будут как бы для внеклассного чтения.
– И не забудь готовиться к выпускным экзаменам, – напомнил он. – После того, как получишь аттестат зрелости, тебе позвонит человек от моего имени. Так и скажет, я от Кулагина Сергея Федоровича, – он все тебе объяснит.
***
Сарай, в котором Иван провел уже двое суток не позволял выпрямиться во весь рост. Наверно когда-то здесь жили овцы, потому что несмотря на чистый земляной пол воняло дерьмом.
Когда два Ивана вернулись, командир эскадрона коротко сказал:
– Под арест!
Теперь без ремня, шашки и сапог Иван лежал на земле в сарае, стену которого он мог разрушить одним пинком ноги. Через открытую калитку он видел, как во дворе пограничники и его эскадрон занимались хозяйственными делами. Ван сидел на пороге сарая, пуская солнечных зайчиков серебряным портсигаром.
Крупнов
Мать Вана, а на самом деле его, как и Крупнова звали Иван, спасаясь от голода и революции, охватившей страну, добралась до Ташкента, аж с самой Украины. Кто была эта несчастная женщина и откуда она родом никто не знал. Ван только помнил, по рассказам матери, название далекой страны, на поля которой в зимние месяцы выпадал белый хлопок, превращавшийся весной в ледяные ручьи. В конце концов бег ее остановился на маленькой станции у южной границы Кара-кумов, где она вошла в семью пастуха, давно похоронившего жену.
Там среди песчаных барханов родился Ван, в котором соединились сообразительность матери, упрямство и отвага отца. В черных песках он научился от отца и сводного старшего брата жить в суровых условиях, а от матери – языку далекой страны. От старшего брата Ван узнал, что отец в молодости изъездил черные пески вдоль и поперек, ходил в Персию, к Пуштунам и Белуджам, охраняя торговцев на караванных путях. Потом помогал снабжать первые нефтяные скважины продовольствием и товарами, защищая перевозчиков от грабежей. А когда состарился, стал пасти овец в тех же местах.
Старший брат Вана мечтал строить кяризы – каракумские колодцы, и не один год ходил по сухим пескам, помогая уважаемым мастерам. Для подрастающего Вана жизнь в раскаленной вселенной была привычной и единственной, которую он знал. И даже истирающие кожу песчаные бури, не огорчали мальчика, пока не подул «красный северный ветер». И не прискакали люди, которые стали делить пустыню.
В один день, они с отцом потеряли маму и брата, когда вернувшись к колодцу нашли их растерзанные тела на истоптанном копытами солончаке. Похоронив жену и сына, старый Ханджар, вынул из-за пояса нож, и протянув Вану, сказал: «Помни!».
Много раз проходили всадники через колодец и наблюдательный мальчик долго разглядывал следы от подков на солончаке.
Всем в эскадроне было понятно, за что наказывают Ивана. Стоя в душной комнате начальника погранотряда, и глядя своему командиру в глаза, Иван не производил впечатление раскаявшегося бойца. На все слова офицеров он только кивал головой и отвечал:
– Искуплю, Степан Григорьевич! Понял! Кровью искуплю!
Но глаза его смотрели рассеяно, как будто он не присутствовал здесь и сейчас. Степан Григорьевич Исаев вглядывался в лицо своего любимца и не понимал, что с ним происходит.
– Иван, что с тобой! – наконец сказал он спокойным голосом.
– Ты товарищей подвел… Под смерть подвел… Если бы эскадрон понес потери – это трибунал… Ты понимаешь?
– Понимаю, Степан Григорьевич! Понимаю! Но не жалею об этом! – ответил Крупнов.
– Да, что с тобой? Иван?
И комэска замолчал. Офицеры строго смотрели на кавалериста. И в тишине боец произнес слова, которые были похожи на бред сумасшедшего.