По пути в Лету
Шрифт:
На прощание художник Е. дарит Эдуарду череп. Скорее всего, женский, с дыркой «в затылочной части».
Герой даёт черепу имя Майя и поселяет у себя в квартире на книжной полке «от IKEA». Но его начинает мучить ощущение опасности, боль в затылке, и сначала он прячет череп обратно в пакет, а затем, уже переехав на новую квартиру, опять же при помощи своих охранников, избавляется от Майи. Остаётся один…
«В Сырах» – роман реалистический, порой, как ругались советские критики, с элементами натурализма; там, где Лимонов пишет о партии, которой руководит его герой Эдуард, художественность сменяется публицистикой… Есть и страницы,
Иногда испытываешь некоторую неловкость за автора. Словно он пишет не так, не теми словами, принимает с умным видом смешную позу; что-то юношеское, если не подростковое, есть во многих его размышлениях, ощущениях, оценках. Хотя вскоре понимаешь, что автор имеет на это право и в итоге всё на месте, всё для дела, всё играет… По сути, это фирменный приём Лимонова – грань настоящей прозы и неуклюжей исповеди, горького и смешного, мудрости и наивной искренности. И впечатление, что пишет он почти без оглядки, без мук над листом бумаги или (теперь) перед экраном компьютера. Вероятно, и внимательно не перечитывает роман или толстенное эссе, или статью перед тем, как отправить в печать.
Очень точно охарактеризовала лимоновский стиль Екатерина Дайс в рецензии на его книгу «Illuminatio» («Новый мир», 2013, № 1):
«В религиозных исканиях Эдуарда Лимонова есть что-то невероятно трогательное, опсиматически-оптимистическое. Есть такие персонажи, которым можно простить всё: и чрезмерную экспансивность, и недостаточную образованность, поскольку в них содержится нечто подлинное, необъяснимое обычными критериями».
Это, по-моему, можно применить и к его публицистике, и к прозе, и стихотворениям, которые для меня лично вечно балансируют между гениальностью и подростковыми опытами. Да и политическая деятельность Лимонова очень похожа на его писательский стиль.
После 10 декабря 2011 года Лимонов безустанно проклинает других (почти всех) лидеров оппозиции, которые в тот день увели десятки тысяч людей с площади Революции на Болотную площадь, или чуть позже примкнули к этим уводившим. В общем-то, он прав. Все те митинги и шествия привели лишь к тому, что правящий режим ещё сильнее закрутил гайки, уволок за решётку несколько десятков человек и тем самым испугал остальных (и клясться, что мы не испугались, бессмысленно – испугались, и будем бояться или, по крайней мере, опасаться ещё долго).
А режим опасается самого Лимонова. Помню, как мы с женой Елизаветой Емельяновой отправились отдавать свои голоса за выдвижение его (незадолго перед тем отказавшегося от французского гражданства) в президенты. Вход в гостиницу «Измайлово», где должно было проходить собрание, полиция перекрыла так, будто в здание готовы ворваться террористы из первого «Крепкого орешка», жильцов впускали и выпускали под дулами АКМ, а приходящих на собрание отгоняли, как врагов рода человеческого.
Подписи собирали в автобусике неподалёку. Люди шли и шли туда, становились в очередь на декабрьском морозе (зима была в Москве не из тёплых); тут же находились и члены ЦИК, которые через несколько дней заявили, что выдвижение прошло с нарушениями, нужных пяти сотен не набралось…
Лимоновскую организацию по-прежнему треплют, при первом же удобном случае лимоновцев и сочувствующих волокут в автозак;
Теперь оппозиция долбит Лимонова за то, что он якобы поддерживает закон о запрещении американцам усыновлять российских детей. Но, во-первых, об этом написано в программе «Другой России», опубликованной в «Российской газете» 20 июля 2010 года. «Запретим усыновление российских детей иностранцами». А во-вторых, протест против запрета усыновлять детей теми же американцами, это тактический протест. Стратегически нужно сделать так, чтобы в России граждане не радовались тому, что они живут, например, вчетвером в двухкомнатной квартире. Наши квартиры похожи на тюремные камеры. Если бы большинство семей жило в своих двухэтажных благоустроенных домах, как живут, скажем, в Германии или Франции (в США не был) не все, но многие, тогда бы и усыновление у нас происходило бы чаще. А нас приучили жить в казармах, и мы это воспринимаем, как должное.
Конечно, держать детей в зонах, называемых детскими домами (а большинство их, виденных мной, похожи на зоны, хоть и работают там часто хорошие, душевные люди) – преступление. Но и отдавать своих детей за границу – преступление тоже. Нужно сделать так, чтобы детям было хорошо здесь. Эволюционно это сделать вряд ли получится, значит, нужен другой путь…
В середине декабря мы с Лизой в составе небольшой компании побывали у Эдуарда Вениаминовича в гостях.
Обычная двухкомнатная квартира (мастерскую, о которой Эдуард мечтал в финале «В Сырах» найти, видимо, не удалось). Минимум мебели, порядок, самодельный (или из IKEA) стеллаж заполнен книгами на русском, английском, французском. В основном исторические, философские… На письменном столе – маленький ноутбук, к столу прислонён старый кожаный портфель, воспетый в последнем романе.
Сначала поговорили в кабинете, потом перешли на кухню. Лимонов поставил на стол тарелку с конфетами, чай в стеклянной банке, сахар в пластмассовой ёмкости. Мы ответили черёмуховым тортом… Чай заваривали, как когда-то, каждый в своей чашке. Оказалось вкусно, или по-другому – не как из пакетиков или заварника… Кипяток из старого электрочайника лился кривовато, на столе образовались лужицы. Лимонов аккуратно вытер их тряпочкой… Вообще, во всём он очень аккуратен, если не педантичен. Впрочем, почти за всеми знакомыми писателями в быту я замечал это. Они держат окружающий их пятачок в идеальном порядке, и любое нарушение может вывести их из себя.
Разговор был невесёлый; мы, в общем-то, пришли за неким советом или, точнее, словами. Как быть дальше… долго ли ещё нам жить в этой удушающей атмосфере.
– Судя по всему, никаких перемен в ближайшие лет двадцать не предвидится, – вздохнул я, а про себя спохватился: «Через двадцать лет Лимонову будет девяносто».
И тут его, по возрасту, да, уже старика, деда (как его ещё в 90-е называли нацболы) глаза почернели, стали молодыми, как у азартного подростка. И он, будто по секрету, сообщил: