По шумама и горама (1942)
Шрифт:
Запомнилось все это надолго и накрепко, и когда перед Югославской народной армией, прямой наследницей НОАЮ, в начале 90-х замелькали знамена с «шаховницей», неудивительно, что у военных планка упала. И вот глядя на Югославию сороковых, что-то я не видел, как можно из этой ловушки вырулить.
— В кафану пойдем?
— Не вздумай такое ляпнуть, тут это называется кавана, — поправил меня Рудольф.
— Ну, мы банатские немцы, нам можно, — приобнял я Марко.
— Не, в гостионицу лучше, там
— Рейхсмарки, — сберегли все-таки товарищи кое-что из моей слободановой добычи.
— О, даже лучше, чем куны, — Руди повеселел, а за ним улыбнулся и Марко.
Не то, чтобы без едальни не прожить, но где языки развязываются сами? Да и кукурузная каша и фасоль кому хошь поперек горла встанут, в партизанских отрядах с едой не все хорошо. А уж если враг вцепился в хвост, то и по нескольку дней, и по неделе голодать приходилось.
Как только мы вошли в невысокую дверь под широченной матицей, как навстречу метнулся щуплый конобар в белом фартуке, всем своим организмом выражая «Чего изволите?»
— Мяса. Пива. И побольше, — лапидарно распорядился Рудольф.
— Есть пршут, пржолица, паштицада, пиво загребское и осиекское.
— Неси все.
Конобар умчался на кухню, а к нам из угла поднялся крепко поддатый немец в форме с нашивками оберефрейтора:
— От… куда, камерады?
Дяденьке заметно лет за сорок. К бабке не ходи — служат тут дивизии третьего срока носки, то есть третьей волны мобилизации, кто для блицкрига не годен.
— Дивизия «Принц Ойген», отпуск перед отправкой на боевую службу.
— Гут! — удовлетворенно плюхнулся на скамейку напротив нежданный гость. — Куда?
— Домой, в Марибор.
— Зер гут. Как служ… жба? — голова его все норовила упасть на грудь, но он упорно боролся с гравитацией.
— Три месяца подготовки, ни сна, ни отдыха, как паршивых котов. А вы здесь, — Руди помотал кистью в воздухе, — что?
— А, гар…гарнизонная. Прииски сторожим.
— Золото, что ли?
— Ха-ха-ха, а ты шутн… ик! — вздрогнул он всем телом, — парень! Нефть!
— А, слышал, слышал…
— Я Мартин, — сунул лопатообразную руку вперед ефрейтор. — А там Иоганн. Эй, Ганс, ид…ик! камарадам!
К нам присоединился долговязый понурый верзила, земляк Мартина и обладатель плоскостопия 46-го размера. Тем временем конобар притащил здоровенный поднос и наметал на стол тарелок и мисок, исходивших мясным духом, кружек под пенной шапкой, и с поклоном удалился. Новоявленные сотрапезники от еды отказались, а вот выпили за наш счет с удовольствием и рассказали о своем житье-бытье, пока мы разделывались с картохой, мясом и клецками-ньоки.
Проблем у Мартина и Ганса имелось три.
Во-первых, нудная и скучная служба — каждый день по нескольку раз мотаться
Во-вторых, славянские придурки-домобраны, никак не желающие понимать тонкости службы. Уж их гоняли-гоняли, но все равно, дня не проходит без происшествий.
И в-третьих, одолевавшие Ганса сомнения о верности оставшейся в Гросстимиге под Дрезденом жены.
— Вернер, сволочь, давно к ней подкатывал, — шипел пьяненький Ганс. — Своя лавка, бакалея да кофе, где уж мне тягаться. А она и рада! В долг же дает, не за деньги!
Руди старательно направлял разговор в интересующее нас русло, но ревность Ганса упрямо тащила нас в Саксонию. Мартин только разводил руками, заткнуть товарища не получалось и у него.
Стукнула дверь, конобар на полусогнутых метнулся встречать двух офицеров в серой СС-овской форме и девицу при них. Я мельком бросил взгляд и тут же уткнулся в кружку: Верица.
Сердце стукнуло и замерло, а я все тянул пиво, соображая, как можно выскочить, если они усядутся тут, в зале, и я непременно попадусь на глаза. Повезло, троица повернулась к нам спиной и отправилась наверх. Все особи мужского пола в зале замерли — на лестницу вступили туфельки на каблучке, ножки в чулках со швом, а над всем этим закачались обтянутые зеленым бедра Верицы.
— Вот это задница! — восхищенно всхлипнул Ганс и мечтательно добавил: — Я бы вдул…
— Ты забыл о собственной жене, балбес! — отвесил ему шутливого подзатыльника Мартин.
А я пнул ребят под столом:
— Пожалуй, нам пора, камерады.
Руди махнул рукой:
— Рачун!
Пока конобар подсчитывал на бумажке итог, Мартин встряхнул меня за плечо:
— Вы хорошие парни, и вот что я вам скажу напоследок! Не ходите по Сисацкой, особенно ближе к углу с Загребской!
— Патрули? — понятливо уточнил Рудольф.
— Здесь даже комендатуры нет! — скривился Мартин. — Но там гостиница, офицеры, нашему брату солдату… Сами понимаете. Нас если на гауптвахту, так хоть отдохнем. А вам домой надо, сын-ик!-ки.
Зольдбухи и верпассы у нас самые настоящие, но лишние вопросы нафиг не сдались и я искренне поблагодарил:
— Спасибо, камрад!
Расставшись с деньгами, которые конобар принял, не переставая услужливо кланяться, мы расправили кителя под ремнями и, забрав сдачу до пфеннига (да-да, я смотрел «Вариант 'Омега»), вывалились на улицу.
Гомон и плач мы услышали сразу — сверху, с Мославины, совсем молодые парни, кто в черной форме, но большинство просто с хорватскими повязками и в усташских пилотках, гнали толпу людей разного возраста, мужчин, женщин и детей.