По силам только профи
Шрифт:
– Нет! Это…
Но было уже поздно. Наташа откинула крышку чемодана и замерла, изумленно уставившись на его содержимое. Вряд ли она поняла назначение черного цилиндрического футляра или упаковки странных тюбиков, заканчивающихся полыми медицинскими иглами, но не заметить, тем более не узнать пистолет она не могла.
– Что это?
Наташа медленно обернулась. Весь ее гнев мгновенно улетучился. Теперь во взгляде были только растерянность и испуг.
– Мои инструменты, – ответил Пиночет, сняв с крючка полотенце, которым Наташа протирала вымытую посуду.
Она не испугалась. Пережитый шок парализовал страх. Впрочем, если бы она, наоборот, завопила от ужаса, это ровным счетом ничего бы не изменило. Заглянув под крышку чемодана, она только ускорила то, что и так должно было
Пиночет шагнул к ней и ловко набросил на шею скрученное в жгут полотенце, а потом отработанным движением затянул петлю. Женщина захрипела, но совсем недолго, немного подергалась и обмякла. Однако решение одной проблемы создало другую – куда девать труп? Ясно, что оставлять в квартире нельзя – начнет разлагаться, и трупный запах переполошит всех соседей. Правда, в случившемся был и положительный момент, теперь и квартира Наташи, и ее машина оказались в его полном распоряжении.
Вечером на машине Наташи Пиночет отправился к «Президент-отелю». Внешне ничто не предвещало опасности, тем не менее он запарковал трофейный «Опель» в ста метрах от входа. Купленный в охотничьем магазине компактный полевой бинокль с десятикратным увеличением давал отличный обзор, позволяя разглядеть не только поминутно открывающиеся стеклянные двери, но и строгие лица монументальных швейцаров.
Саммит религиозных деятелей открывался лишь завтра. Но уже накануне отель наводнили российские и иностранные журналисты. Кто-то получал аккредитацию в пресс-центре, а кто-то уже делал репортажи с места предстоящих событий. Почти час Пиночет наблюдал из окна автомобиля за снующими взад и вперед корреспондентами, но так и не встретил человека, отвечающего необходимым требованиям. Покидающие отель фотографы выходили либо в компании своих коллег, либо без специального пропуска, дающего право на съемку в зале переговоров. У любого из них полученный пропуск мог находиться в кармане или объемном фотографическом кофре, но Пиночет не хотел рисковать и заранее решил для себя, что будет действовать только наверняка. По опыту он знал, что нужно выждать, и удача непременно улыбнется, и не ошибся в своих расчетах. Спустя полтора часа ожидания перед ним появился одиночный фотокорреспондент со спецпропуском на шее, идеально подходящий на роль «болвана». Пиночет подождал, когда он усядется в стоящий неподалеку «Рено», и неторопливо поехал следом за ним.
Фотограф ехал по городу аккуратно – следить за ним было одно удовольствие. Вскоре он свернул с центральной улицы в какой-то переулок и, оставив машину, направился к ближайшему зданию. Пиночет рванулся за ним, сжимая в кармане шприц-тюбик, но вовремя притормозил, увидев перед входом неброскую вывеску с логотипом итальянской газеты «Фигаро». Хорош бы он был, похитив фотографа перед зданием корпункта его газеты.
Фотограф пробыл в корпункте недолго – около получаса, получил последние указания и вернулся к машине, после чего отправился на запад Москвы. Долго колесил по городу, объезжая уличные пробки, пока не заехал в какой-то двор. По тому, как он старательно выбирал место для парковки, стало ясно, что на этот раз он приехал домой. Пиночет вошел в подъезд следом за ним, придержал тугую железную дверь, а когда фотограф, поблагодарив, шагнул вперед, молниеносным движением вонзил шприц ему в шею. Тот вскрикнул от боли. Но введенный препарат отличало практически мгновенное действие, и уже через секунду итальянец бессвязно забормотал на родном языке и закачался на отказавших повиноваться ногах. Пиночет знал по опыту, что паралич голосовых связок и конечностей – временная реакция, которая обычно проходит уже через несколько минут, поэтому, не теряя времени, подхватил фотографа под мышки и потащил к лестнице. Там он привалил бесчувственное тело к стене, обшарив карманы, вытащил ключи, итальянский паспорт и талон московской регистрации со штампом прописки. Пока от фотографа больше ничего не требовалось. Он уже начал приходить в себя и даже сумел, самостоятельно переставляя ноги, войти в лифт.
– На каком этаже ты живешь? – обратился к нему Пиночет, когда закрылись двери лифта.
Вопрос пришлось повторить дважды, прежде чем он получил ответ. Зато ответил фотограф правильно, значит, смысл
Открыв дверь и втолкнув хозяина в квартиру, Пиночет первым делом осмотрел дверной косяк. Подведенных проводов и разъемных контактов на нем не было – фотограф обходился без сигнализации. Тем лучше. Пиночет быстро прошел по квартире, заглядывая во все двери. Никого. Еще один плюс в пользу одиночного образа жизни. Можно было переходить к главному. Пиночет усадил фотографа в кресло, сам устроился напротив и стал задавать интересующие его вопросы. Тот отвечал довольно вяло, но отвечал. Одной дозы обычно хватало на два-три часа, в зависимости от массы тела и собственных психофизических характеристик личности. На всякий случай Пиночет приготовил второй шприц, но он не понадобился – чтобы узнать личность фотографа, хватило первого.
Когда глаза фотографа стали сами собой закрываться – постфармакологическая реакция организма на введенный препарат, Пиночет прекратил допрос. Все необходимое тот уже рассказал. Вскоре фотограф уронил голову на грудь и засопел. Убедившись, что тот провалился в глубокий наркотический сон, Пиночет спустился к машине, где оставил сумку со своим снаряжением. Того, что «болван» внезапно проснется, можно было не опасаться. Пиночет знал по опыту, что он проспит до утра. Беспокойство вызывал прямо противоположный вопрос – как наутро привести «болвана» в чувство?
Противный щегол свистел и свистел, выдавая одну трель за другой. Анна замахнулась, чтобы прогнать надоедливую птицу, мешающую ей нежиться на солнце, и… проснулась. В комнате почему-то было темно, а вместо щегла надрывался дверной звонок. Хотя ничего удивительного, за окном тоже стемнело, и на улице зажглись фонари. Вот уже и Егоров вернулся. Сколько же она проспала?! Анна поспешно вскочила с дивана. Полотенце, в которое она завернулась после душа, соскользнуло на пол. Она подхватила его и, запахиваясь на ходу, бросилась в прихожую. Перед Егоровым было стыдно до ужаса. Вместо того чтобы дрыхнуть на диване, могла хотя бы приготовить ему ужин, пока он был на службе.
Именно так Анна и собиралась поступить, но начала все-таки с себя. В первую очередь, пока не въелась грязь, застирала джинсы и блузку, испачканные во время эксгумации. Джинсы от земли, налипшей на них, когда она позорно бухнулась на колени возле разрытой ямы, а блузку от… в общем, заляпанную в то же время. Развесив сушиться выстиранные вещи, Анна забралась под душ и долго терла себя мочалкой, стирая пережитый страх и въевшийся в кожу отвратительный запах. Надо сказать, запашок был еще тот. То-то таксист все время морщился, пока вез ее до дома. После душа уже пора было готовить ужин, но возиться с ним так не хотелось, даже идти на кухню было лень. Решив немного передохнуть, Анна замоталась в полотенце, прилегла на диван и сама не заметила, как уснула. Да чего теперь говорить?
– Андрей Геннадьевич, вы?! – выпалила она, подбежав к двери, и только тогда вспомнила про дверной глазок.
– Да, Анюта, открывай.
Он вошел, сам включил в прихожей свет, про который она тоже забыла, посмотрел на ее заспанное лицо, слипшиеся от воды волосы, косо нахлобученное полотенце и сказал:
– Спала? Правильно. Тебе надо отдохнуть. Завтра нам всем предстоит тяжелый день.
– Потому что завтра открывается саммит? – сообразила Анна.
Сердце так и запрыгало в груди от радости. Егоров все-таки добился для нее разрешения, и она тоже будет участвовать в охране саммита! Только… почему тогда у него такой озабоченный вид?
– Потому что Пиночет жив, – ответил Егоров, и охватившая Анну радость растаяла как дым.
– Жив? – механически повторила она.
Егоров молча прошел в комнату, снял пиджак, а следом за ним оперативную кобуру и уселся на диван, на котором только что спала Анна – на подлокотнике еще осталось мокрое пятно от волос.
– Андрей Геннадьевич, почему вы уверены… Вернее, откуда известно, что он жив?
– Из телеграммы секретаря нашего посольства в Венесуэле. Пять дней назад, пять дней! – хмуро повторил Егоров. – В посольство обратился наш турист, у которого украли заграничный паспорт. А работники посольства лишь сегодня удосужились сообщить об этом!