По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина
Шрифт:
Когда сняли Флеровского, я вслед за некоторыми другими сотрудниками «МК» заторопился поискать иную редакцию. Меня удерживали. Намекали на повышение, и даже на то, что при моём комсомольском прошлом быть мне замом главреда. Да, комсомольские функционеры ценились в комсомольских газетах. Недаром же главными редакторами «МК» впоследствии становились выходцы из комсомольских органов: Аркадий Удальцов, Евгений Аверин, Павел Гусев… В данном случае я не оцениваю их деловые и творческие качества.
Уговорам я не поддался, посчитал, что уже окончательно вышел из комсомольского возраста. Хотя возраст тут не причём: в
АПН – агентство советской пропаганды
«Бди!»
АПН называли «могилой неизвестного журналиста», поскольку большинство сотрудников работали не на внутреннего читателя. Это была пропагандистская машина для создания благоприятного образа СССР за рубежом. Как в дружеских «странах народной демократии», так и в сугубо «враждебных» – капиталистических.
Но было одно неоспоримое творческое преимущество работавших там: дозволялось и даже поощрялось касаться таких щекотливых тем, проблем нашей жизни, о которых для внутреннего потребления писать было запрещено или, если разрешали, то с «правильным» освещением темы. Чего же скрывать от западного и даже от восточноевропейского читателя наши болячки, которые им были хорошо известны из вполне достоверных, не советских источников? Благодаря этому мы, журналисты АПН, получали больше информации (например, из специальных выпусков ТАСС), чем работники сугубо внутренних изданий. Глубже влезали в советскую проблематику. Это развивало кругозор. Помогало снимать шоры…
Кроме того, в АПН я научился редактировать чужие материалы. Главной нашей повседневной задачей было не написать что-то своё, оригинальное, а подготовить чужое. Мы использовали не только заказанные нами статьи журналистов и писателей, но и вырезки из любых изданий. Резали их, как хотели, подделывали под вкусы зарубежных читателей, которые не любили длиннот, пустобрёхства. Главное для них: факты и мнения авторитетных людей. Выжимали всю советскую водичку, которой любили разбавлять нашенские авторы и которая мешала читателям добраться до сути проблемы.
И это в дальнейшем мне сильно пригодилось: беглого взгляда было достаточно, чтобы увидеть и грамматические огрехи, и лишние слова. В чужих материалах, в своих же – это проблематичнее. Что, боюсь, заметно, и по тексту этих моих воспоминаний.
АПН создано на базе Совинформбюро, которое появилось через два дня после нападения нацистской Германии на СССР и обеспечивало выверенной информацией о ходе войны, чтобы, несмотря на сокрушительные поражения Красной Армии и её гигантские потери в первые месяцы, во всем мире, а в нашей стране тем более, должны были верить: СССР победит.
Несмотря на то, что АПН называли «могилой неизвестного журналиста», тем не менее высокие по советским
В силу престижности АПН туда охотно пристраивали детей и жён из именитых семей. Так, в нашем отделе работала жена кинорежиссёра Вениамина Дормана, прославившегося фильмами о резиденте.
Рядом со мной сидел Александр Губер – никогда не унывающий балагур. Сын дворянина (!), академика, известного советского востоковеда, а потому не случайно, что Саша специализировался на Вьетнаме. Несколько лет работал там собкором. При мне редактировал ежемесячный журнал «Лиен Со», который АПН выпускало для вьетнамского читателя. Рассказывал нам про эту бывшую французскую колонию, разделённую на две идеологически противоположные части. Саша побывал в боевом отряде, маршировал с ним в джунглях. Сам парень крепкий, крупный, он был поражён выносливостью внешне хилых, тощих бойцов. Они могли долгими часами тащить на себе немалые тяжести, а он, такой большой, выдыхался и без груза. Саша объяснял эту выносливость, помимо тренировки конечно, ещё особенностью их ходьбы. Она была пружинящей. Вьетнамец как бы приседает на ноге, а потом ему легче разогнуть мышцы и толкать вверх тело и груз.
Я подружился с писателем Виталием Новлянкиным. Он сочинял юморески и микробасни. Помню такое: «Юла учила молодёжь: “Пока юлишь – не упадёшь”». Миленько, мне понравилось и запомнилось на всю жизнь. Но за микробасни платили микрогонорары. Они же были построчные – сколько строк накропал, за то и получай. А строк – кот наплакал. На такие доходы не проживёшь. И Новлянкин, потрудившись на поэтическом поприще и изрядно отощав, периодически устраивался в какое-нибудь СМИ на год – два, дабы пополнить семейный бюджет и потом какое-то время более или менее сносно просуществовать…
Но самой желанной целью работы в АПН было добиться права поработать за границей. Работа за рубежом – это не только экзотика, но и хорошие доходы – иностранная валюта, боны для «Берёзки» (закрытая спецторговля для иностранцев и для владельцев не рублей), закордонные шмотки, которые можно выгодно перепродать в советском раю.
Чтобы попасть за границу, надо было знать иностранный язык, а лучше – несколько. Английским я владел слабо. Взялся за польский. Ведь я же работал в Главной редакции социалистических стран. А главной соцстраной для нашей редакции была Польша. Мы для поляков выпускали еженедельный иллюстрированный журнал «Kraj Rad» («Страна Советов»). Что-то типа отечественного «Огонька».
Однако даже если и не представится возможность поехать за рубеж, знание языка было полезно с материальной точки зрения – за каждый язык давали десятипроцентную надбавку к окладу. Правда, вся суммарная прибавка не могла превышать двадцать процентов, если даже ты и полиглот.
Языком занимались в рабочее время. Преподавателем у нас была настоящая пани – полячка, эмигрировавшая из Польши вместе с семьёй, когда их страну захватили нацисты. Интеллигентная женщина, переводчик, хорошо владела и русским языком. К сожалению, я успел позаниматься лишь два месяца, но уже хорошо понимал преподавательницу, а она на занятиях говорила с нами только по-польски!