По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина
Шрифт:
Нахичеванцы жили бедно не из-за царского наследия, не потому, что этот край, как и вся Российская Империя, был бедным до 1913 года. Все европейцы перед Первой мировой войной тоже были не слишком-то богатыми, а после неё – даже бедными, и после Второй мировой – тоже бедными. Но почему-то они весьма быстро поправили свои дела. А мы-то, в том числе и райский край Нахичевань, почему так отстали в развитии?..
Ещё одна сценка из повседневной жизни Нахичевани.
Мы попросили познакомить нас с хорошим врачом, обязательно азербайджанцем. Ведь Советский Союз гордился своими достижениями в медицине. Опять-таки в сравнении с пресловутым 1913 годом. Хотя, когда мы приехали в эту республику,
Нас привели в республиканскую больницу, открыли перед нами дверь врачебного кабинета. А там… идёт операция. Знаменитый местный хирург (фамилию не хочу называть) оперировал у больного раковую опухоль на шее (зоб). Мы опешили: ввалились без халатов, с пыльной городской улицы… Я замешкался, извинился и хотел выйти. «Да, ничего, ничего. Он под наркозом», – успокоил нас хирург. Он явно был доволен, что к нему пришли московские (такая неожиданность!) журналисты, отвернулся от пациента и стал преспокойно с нами разговаривать. Я едва выдержал те несколько минут, пока мой коллега фотокорреспондент снимал этого представителя современной нахичеванской интеллигенции – мы же должны похвастать перед друзьями и врагами нашей страны своими достижениями в развитии национальных окраин!
Я был обескуражен. Ну, как же так: опытный врач, заведующий хирургическим отделением, кандидат медицинских наук и – «подождёт». Этот пациент с надрезанной шеей для него НИКТО, и такое отношение врача к нему – это отголоски всей советской системы, где каждый человек, каждая человеческая жизнь ни во что не ставились. Главное: показать всеобщие достижения! Ну, и себя немножко…
Недолго я продержался в АПН. Заскучал. Одна командировка в год – это мало, в другую уже не пустили («зачастил!»). К тому же мне не хватало общения с читателями. Пишешь, пишешь – в лучшем случае соседи по кабинету что-то выскажут, да собкоры из социалистических стран сообщат, как встретили наши материалы за рубежом. Использовать работу в АПН для прыжка в заграничное бюро я не захотел. Хотя и денежно, и престижно, но меня к этому не тянуло. К тому же фактически надо было становиться «подкрышником», то есть залезать под крыло КГБ.
Я поделился с коллегами желанием поискать журналистское счастье где-нибудь ещё. И тут один из соседей по кабинету поделился любопытным вариантом. Московская патриархия пригласила его к себе. В качестве журналиста. Оклад приличный – четыреста рублей. Это в два с лишним раза больше, чем в АПН. Но он отказался. Спросил меня: «Хочешь? Могу порекомендовать. Но… партбилет – на стол». Я тоже отказался от «выгодного» предложения. Не потому, что испугался расстаться с партбилетом. Мне, атеисту, в принципе с церковниками не по пути. Даже за большие деньги. Идеологически. А с точки зрения истории культуры – религией можно интересоваться и со стороны.
Меня удивила возможность церкви платить журналистам гораздо больше, чем в государственных СМИ. Значит, у РПЦ много денег! Значит, нам в официальных СМИ сильно не доплачивают? И находились светские, совсем не религиозные журналисты, которые уходили на хлебные православные места. И внезапно… становились правоверными…
Подкрышная организация, как и сама «крыша» не любит, когда её покидают перспективные сотрудники (а меня считали перспективным, растущим, подающим надежды, идеологически выдержанным). И при увольнении из АПН я, по совету коллег, заявил, что здесь мне всё нравится, благодарен агентству, но, поскольку нет возможности часто ездить в командировки, а в этом смысле мне, начинающему журналисту, ещё надо навёрстывать и расширять свой кругозор, то я ухожу туда, где такая
Водные проблемы затянули в антисоветчину
Я ушёл в менее престижную редакцию – газеты «Водный транспорт».
Переманили меня туда возможностью поездить чуть ли не по всему миру и открытием нового, почти научного отдела. Сосватал меня туда всё тот же Лёня Коренев. Его старый знакомый Валерий искал себе компаньона по отделу, и Лёнина характеристика моих профессиональных и поведенческих качеств его, видимо, удовлетворила. Но руководителем отдела был совсем другой человек, и надо было пройти смотрины.
Мы встретились в ресторане «Урал» на Пушкинской (теперь Большая Дмитровка). Не уверен, что это питейное заведение сохранилось. Там мы приятно посидели. За мой счёт, конечно, – это как бы был мой вступительный взнос. Такого способа знакомства с будущим работодателем у меня прежде ещё не было.
Зав отделом Виталий Валентинович Тарасов был уже в годах и выглядел не совсем здоровым. Он из военных моряков – кавторанг, то есть капитан второго ранга. Приехал в Москву с Дальнего Востока, где в последнее время служил журналистом, поработал в какой-то местной военной газете. Он произвёл на меня приятное впечатление – добропорядочного свойского мужичка. Я его тоже удовлетворил при первом взгляде. И, распрощавшись с престижным АПН, я оказался в «Водном транспорте».
Эта отраслевая газета по своему профессиональному уровню была так себе, но позволяла корреспондентам побывать во всех концах необъятного Союза. И даже за его пределами.
В то время в СССР было несколько ведомственных и узкопрофессиональных газет: «Воздушный транспорт», «Медицинская газета», «Учительская газета»… Формальными учредителями-издателями числились соответствующие министерства. Хотя фактически все они были под контролем сектора печати отдела пропаганды ЦК КПСС.
«Водный транспорт» выходил только три раза в неделю, обычным, «правдинским» форматом А2 на четырёх полосах. Он был органом Министерства морского флота СССР, Министерства речного транспорта РСФСР и соответствующего профсоюза. Тираж был по советским меркам небольшой, насколько помню, порядка ста тысяч экземпляров – капля в море.
Дабы увеличить тираж и идеологическое воздействие на довольно специфическую аудиторию, решили расширить читательский круг за счёт профессиональных рыбаков. Рыболовецкий флот СССР по численности судов и объёмам работ не уступал торговому и намного превосходил пассажирский. Но против включения Министерства рыболовной промышленности СССР и рыбацкого профсоюза в число учредителей газеты выступили действующие хозяева издания. Тогда новый руководитель «Водного транспорта» Гришин, направленный сюда с поста главного редактора журнала «Морской флот», пошёл на хитрость (думаю, с разрешения ЦК КПСС): он создал отдел проблем Мирового океана. Вроде бы – научный, но поскольку на пятьдесят процентов Мировой океан использовался как рыбная кормушка человечества, то и мы в отделе должны были заниматься рыболовецкими проблемами.
Тематика была чрезвычайно интересной. И с точки зрения научных исследований богатств водных глубин, и по чисто рыболовным делам. А какие командировки были у меня!
В творческом плане самое любопытное случилось, когда меня обвинили в написании… антисоветской статьи. Антисоветчиком я чуть не стал из-за цитирования мнений специалистов, которые они высказали мне в интервью об использовании внутренних водных ресурсов страны. Они назвали немало проблем, которые иллюстрировали ошибки в этой сфере, в том числе те, которые были запрограммированы «решениями партии и правительства».