По скользкой дороге перемен. От стабильности Брежнева до наследства Ельцина

Панков Анатолий

Чабанить – это очень тяжёлое круглогодичное и круглосуточное занятие: грозы, бураны, волки, медведи… Байраму же стукнуло уже семьдесят лет. Правда, выглядел он превосходно: крупный, сильный, с загорело-обветренным лицом почти без морщин. А как он быстро, словно юноша, поднялся к стаду, которое в ходе нашего затянувшегося разговора стало заворачивать не туда, куда следует маршрут! И, хотя у него куча детей и внуков, сам он посчитал себя ещё вполне молодым.

Конечно, семьдесят лет для горцев – не старческий возраст. Тут много долгожителей. Нам называли имена тех, кому уже давно за сто: сто тридцать и даже сто сорок. Правда, к этим данным надо относиться осторожно, так как документов,

подтверждающих точную дату рождения у многих горцев, не было, и возраст им начисляли по их рассказам. Первый секретарь обкома Компартии Г. Ибрагимов потом назвал нам конкретных людей по именам. Всего разменявших второй век официально числилось семнадцать человек. Почему-то особенное сосредоточение их оказалось в селе Коланы Шахбузского района. В их числе Сакина Едикарова – сто двадцать пять лет, Зульфушар Гаджиев – сто двадцать и т. д. Это было документально подтверждено. И когда ныне СМИ сообщают о самом старом человеке на планете в возрасте сто десять лет, это у меня вызывает недоумённый вопрос: или Нахичевань настолько отделена от остального мира, что не попадает под статистику, или все старожилы там поумирали, а в новых поколениях таких же долгожителей, как прежде не оказалось?

Когда спустились с гор, нас познакомили с председателем колхоза имени Димитрова Фархадом Ширалиевым. Человек с высшим образованием! С философским!! Кандидат наук, защищался по теме «Искусство и религия»!!! Как, почему здесь? Купил диплом? Или купил должность? Или чей-то родственник? Хотя – не боги горшки обжигают…

Отец его умер после войны. Был малограмотным. Мать – вообще неграмотная. Но все их четверо сыновей получили высшее образование. Трое из них стали кандидатами наук. Один брат, Гасан, заведовал в бакинском университете кафедрой научного коммунизма. Шулан, тоже кандидат наук, преподавал персидский язык. Самый младший, Асиф, – журналист по образованию, после окончания ВПШ (высшей партшколы) устроился в райкоме партии. Возможно, их связи и авторитет позволили философу возглавить вполне успевающий (раз нас привезли сюда) колхоз.

Заметив наше невольное удивление его назначением в колхоз, Фархад подчеркнул, что агроном и экономист – профессионалы с высшим бакинским образованием. Почему философ оказался здесь, так до конца мы и не выяснили. С одной стороны, он вернулся на родную землю, чтобы навести порядок и вытащить убыточное хозяйство в успешные. Что ему удалось. С другой стороны, работать руководителем колхоза даже выгоднее профессорской должности: здесь много материальных плюсов – прямых и, чего греха таить, скрытых. Да и воздух тут полезнее бакинского.

Колхоз занимался животноводством, птицеводством, пшеницей, табаководством. Заложили виноградники. Но главное – хлопок. Впервые я воочию увидел это тяжёлое, нудное дело – сбор коробочек. Согнувшись в дугу, женщины рывками срывали их в фартуки, потом высыпали в мешки. Труд особенно изнурительный в жару. А надо собрать до дождей… Хлопкоуборочные комбайны есть. Но не на всех участках они применимы. Да и качество ручного сбора намного выше.

Философ с гордостью показывал колхозные стройки – фермы, детский городок (ясли и сад), школу. И жилые дома – их только за минувший год появилось более двух десятков. Так что не зря кандидат наук отдал шесть лет своей жизни этому хозяйству.

Но далеко не каждый здешний колхоз жил так благополучно. Этот был выставочно-показательным…

После знакомства со своим хозяйством председатель угостил нас в колхозной столовой. И не только шашлыком, но и великолепным местным пятизвёздочным коньяком. В буфете столовой мы купили по бутылке. Позже я пожалел, что так мало – такого ароматного, с тонким вкусом

больше нигде и никогда не удалось попробовать. Названия не запомнил. Купить его нигде кроме как в Нахичеванской республике, видимо, невозможно – уж слишком маленький объём выпуска…

Эта автономия была настолько далека от центра СССР, что многие здесь еле-еле разговаривали по-русски. А некоторые старики, которым почти по сто и более лет, и вовсе его не знали. И часто мы общались через переводчика. Обком нам выделил своего сотрудника в качестве сопровождающего, который одинаково хорошо владел и русским, и азербайджанским. Живой, общительный, к тому же с претензией на писательство.

О чём может написать человек, живущий в укромном уголке Закавказья? О горцах, о пастухах, о виноградарях, о виноделах?.. Об Америке! Его очень волновала проблема войны и мира. А США – наш главный враг и того гляди развяжут новую мировую войну. И этот инструктор отдела пропаганды обкома Компартии настрочил целую повесть! Вот эффективность советской пропаганды! Правда, книгу пока не издали. Наверно, уж слишком примитивно-графоманская.

В Нахичевани я узнал о случившемся здесь незадолго до нашего приезда землетрясении. О количестве жертв нам не сказали. Но о масштабе трагедии можно судить по такой цифре: было полностью разрушено шестьдесят пять домов и пять школ, пострадало две тысячи хозяйств. Каждой пострадавшей семье выделили по сто рублей. Два миллиона дали организациям и учреждениям для ликвидации последствий. Списали колхозам более полутора миллионов рублей долга государству. Это не считая страхового возмещения. И, тем не менее, помощь слишком мала.

А ещё случилось сильное наводнение, в низинном районе. Сто двадцать палаток пришлось поставить, чтобы разместить семьи, оставшиеся без крова.

Вы полагаете, доблестная советская пресса сообщала об этих катастрофах? Может, и сообщала. Но так, чтобы никто не обратил особого внимания. Дали «крупной» нонпарелью по десять строк. Я, например, даже готовясь к поездке, не узнал об этих катастрофах. Обычно такой информацией не хотели омрачать счастливую жизнь советских людей. Даже об Ашхабадском землетрясении 1948 года, когда спящая столица Туркмении превратилась в руины с огромным числом трупов (до ста с лишним тысяч!), было запрещено публично рассказывать. Мы узнавали подробности из слухов…

Партийный лидер республики, рассказывая о достижениях Нахичевани, как водилось в те годы, сравнил уровень производства с дореволюционным периодом (обычно – с довоенным 1913 годом): сейчас столько выпускается продукции за два дня, сколько тогда за целый год. Ну, чем не достижение?! А развёрнутое строительство: жилья, новых производств, Араксской гидроэлектростанции (до революции, подчёркивает Ибрагимов, вообще электричества не было – а где оно было на территории Российской империи кроме как в крупнейших городах?)! А какие новые перспективы открываются: найдены молибден, свинец! Медный рудник уже закладывается. Традиционный строительный материал травертин (туф) пользуется всё большим спросом, в том числе и за рубежом.

Но при этом только треть городского населения пользуется газом, только сто литров воды приходится на одного городского жителя, очень мало асфальтированных дорог (в этом мы убедились, глотая пыль из-под автомобильных колёс)… И вообще: если эта древняя земля такая богатая, то почему население такое бедное? Даже по советским меркам – весьма бедное… Власть, ответь? Не дала ответа. Да, я тогда и не посмел у партийного секретаря спросить об этом. А если бы посмел, то вышколенный деятель сослался бы на тяжёлое наследство от царских времён. Ну, и доложил бы, куда следует о том, что я опасный элемент.