По следам Карабаира Кольцо старого шейха
Шрифт:
А сейчас, увидев перед собой хмурое, заросшее не менее как трехдневной щетиной лицо Нахова, внезапно все понял.
Да. Ему не хватало Зулеты. Довольно себя обманывать! Весь этот месяц, иногда встречаясь с ней по службе, слыша о ней от других, зная, как она живет и что делает, он постепенно привыкал к своим мыслям о ней, к тому, что она рядом, спокойная, ровная в обхождении, деловитая. К Заурчику он ходил теперь в детский сад, гулял с ним, когда выдавался редкий свободный час, провожал до дому, но в квартире на Орджоникидзе больше не появлялся, упрямо держась прежних, официально-прохладных отношений с Зулетой.
Жунид
— Ну, что, Нахов? — спросил он, показывая Семену глазами, что записывать не надо- допрос будет предварительный.— Рассказывай, зачем вы с Парамоном устроили весь этот спектакль на ярмарке? Кто поручил вам выкрасть в ларьке кольцо? — он положил перстень на стекло, покрывавшее письменный стол в кабинете для допросов.
Зубер Нахов метнул на Шукаева короткий оценивающий взгляд, который мог означать только одно: нечего, мол расспрашивать, не на того напал. Сначала посмотрим, что тебе известно, а потом подумаем — отвечать или нет. И, как бы подтверждая это, Зубер обронил сквозь зубы:
— Время не тяни, гражданин начальник. Ночь на дворе. Сам знаешь — грамотный я. Давай — скажи, в чем меня обвиняют... потом посморкаем...
Шукаев повертел кольцо в руках, задумчиво любуясь игрой камня.
— Ладно,— сказал он жестко.— Вы обвиняетесь в нанесении телесного повреждения продавщице ювелирного ларька Фатимат Паритовой и в краже вот этого перстня, с которым вас сегодня задержали. Имя вашего сообщника известно — Парамон Будулаев. Знаем мы и о том, что разбойное нападение вы совершили по требованию дербентского ювелира Омара Садыка, но навлекли на себя его гнев тем, что перестарались: по наущению вашего главаря Феофана завернули камень, которым ударили продавщицу, в фуляровый платок. К вашему сведению таких платков пять, вышитых в свое время женой бывшего барышника по сбыту краденых лошадей Сахата Кабдугова. Посередине платка монограмма самого Кабдугова, в уголках — ротмистра Унарокова, Хапито Гум-
жачева, Ляляма Балаева, Хахана Зафесова и Феофана третьего... Когда-то платок служил паролем, с помощью которого члены шайки сносились между собой... Ну, что? Вам этого мало?
Зубер избегал теперь взгляда Шукаева. Руки его, лежавшие на коленях, беспокойно зашевелились. Но он продолжал молчать.
— Тогда пойдем дальше. В Дербенте нам известен адрес дома, в котором вы скрывались. Арестовать хозяина не составит труда. Местопребывание барона в дербентской слободке нам тоже известно. Выследили вас и в тот же день, когда вы были у Омара Садыка...
Произнося это имя и в первый, и во второй раз, Жунид совершал ошибку. Но узнал об этом много позднее. Сегодня же, к концу так ничего и не давшего допроса Нахова, он чувствовал, что язык у того связан не по собственной воле. Он явно кого-то боялся, и нужен испуг еще больший, чем Нахов испытывал сейчас, чтобы заставить его говорить. Но кого он боялся? Сначала надо было узнать. Феофана? Будулаева? Если цыганского барона, то почему он нарушил его приказ — ни под каким видом не появляться в Черкесске?
И как могло случиться, что в дупле оказался перстень с красным, а не с зеленым камнем? Или таких мельхиоровых колец
Есть над чем поломать голову.
Шукаев отпустил Семена Дуденко спать, велел конвоиру отправить Нахова в камеру и вернулся к себе.
Шел третий час ночи.
Он достал из кармана носовой платок, помочил водой из графина, обтер мокрым платком лицо, помотал головой, как бы стряхивая с себя сон, и, сев в кресло, выдвинул большой ящик стола.
Там, занимая всю середину ящика, лежала огромная толстая книга в сафьяновом переплете с золотым обрезом, которую Дараев по его просьбе, заручившись заранее официальным письмом, подписанным Леонтьевым, с великим трудом выпросил в книгохранилище городской библиотеки.
Жунид толком не прочел, как она называется, потому что буквы на обложке были затейливо выписаны под старославянскую вязь — что-то о ювелирах двора его императорского величества, о сокровищах российской короны и других стран и империй...
Иллюстрирована она была цветными литографиями, написана в помпезно-официозном тоне, на каждой странице мелькали титулы князей, герцогов, султанов и шахов, некогда или теперь (издание 1915 года) владевших известными камнями и драгоценностями.
Он медленно переворачивал тяжелые листы, вчитываясь в непривычный текст.
Он прочитал об императорском скипетре, принадлежавшем некогда Екатерине II, описание царских регалий — большой императорской короны, малой короны, державы, орла к скипетру; ювелирных изделий, принадлежавших монаршей фамилии.
Жунид перевернул еще несколько страниц. Его не интересовали царские безделушки.
В разделе, посвященном народному ювелирному искусству, он нашел скупое описание дагестанских колец, очень массивных, скульптурных, с дополнительными украшениями из монет, черневых и штампованных узоров, с зернью и филигранью. На цветной литографии было изображено несколько таких колец, и Жунид, разглядывая их, покачал головой и прошептал вслух:
— Действительно... Такие же массивные... даже похожи. Значит, тут все верно, без подделки.
Он оглянулся на заворочавшегося во сне Вадима и поправил козырек лампы, чтобы свет падал только на стол.
Ну, еще немного. Должно же быть в этой чертовой книжище что-нибудь о камнях! Еще полчаса — и спать!
Ага! Наконец...
«Алмаз Шах»... Знаменитый алмаз с желтоватым нацве-том, имеющий три подписи на персидском языке:
«Бурхан-Низам шах второй 1000 г.»; «Сын Джеганхир шаха Джехан шах 1051 г.»; «Каджар-Фатх-Али шах султан 1242 г.».
«Повидал этот камешек»,— подумал Жунид,— сначала им владели правители Ахмеднагары, а после ее захвата он попал в руки династии Великих Моголов. В конце концов камень попал в Персию и был подарен шахом Хосрев-Мирзой Николаю I, как выкуп за убийство Грибоедова.
Все это не то, не то...
Вот!..
Бриллиант с голубым оттенком, абсолютно чистый, шестиугольной правильной формы с изумрудной гранью. Вес — двадцать шесть с половиною каратов. Один из двух знаменитых камней, по преданию, составлявших собственность персидских шахов и носивших романтическое название «Две капли воды», был подарен шахом богатой французской путешественнице, настоящее имя которой так и осталось неизвестным. Позднее камень был перекуплен русским купцом Лаврентьевым и продан Ротшильдам за 150 тысяч рублей золотом.