По следам кочевников. Монголия глазами этнографа

Рона-Таш Андрас

Здесь, как и во всех простых монгольских юртах, центрального столба нет; ставят его лишь в тех случаях, когда надо подпереть большую крышу. Над дверью крыша слишком коротка, и к ней добавлен кусок фанеры.

В другой юрте, выбранной нами совсем случайно, застаем прелестную картину. Посредине у низенького круглого столика сидят три девочки в белых передничках и готовят уроки. Четвертая девчурка забралась на колени матери. Хозяин тоже работает в авторемонтной мастерской, но у него более высокая квалификация. Семья перебралась сюда из Тумэна в 1953 году. Готовясь к поездке, хозяева купили в столице новую юрту, заплатив за нее 1700 тугриков.

Кровать стоит у (задней стены против входа. Раньше на этом месте ставили сундук со священными

книгами, а на нем алтарь с блестящими бронзовыми фигурками будд. Теперь почетное место отводится уже не богам, а супружескому ложу.

— Мы сами заняли предназначавшееся богам место, — объясняет нам хозяйка юрты.

Я не стал рассказывать ей, что в другой юрте, где кровать тоже стояла у задней стены, на мой вопрос, почему ее перенесли с левой женской половины, хозяин ответил:

— Теперь место бога занимает мужчина.

Женщине в той семье, очевидно, отводилась более скромная роль.

В заднем углу юрты возвышается горка чемоданов, покрытых кружевной скатеркой. Кровать и этажерка с книгами задергиваются занавесками, на полу красивый войлочный ковер. Чистота идеальная, вся утварь сверкает, пол чисто подметен, ко всему приложена заботливая рука хозяйки.

Садимся в машину и едем к подножию гор, где приютился небольшой аил, в котором живет 16 человек. Одну юрту занимает супружеская пара с ребенком и отцом мужа, в другой живет старик с двумя дочерьми и двумя внуками, в третьей — супруги сребенком, в четвертой — старуха с сыном и дочерью. Зимой юрты перемещаются к подножию гор, а летом поднимаются на восточные склоны. В стаде аила около тысячи голов скота.

Заходим в одну из юрт. Направо от входа стоит открытый кухонный шкаф с тремя полками, на которых расставлена разная кухонная утварь. Рядом со шкафом — два взгроможденных один на другой сундука. Затем кровать и у ее изголовья еще сундук. За очагом снова большой сундук, а на нем маленький бывший алтарь. Вот и швейная машина; она часто встречается в монгольских юртах. Еще одна кровать и ящик с инструментами. Оставшееся место занято молодняком и инструментами, подвешенными на стену. Посредине юрты на деревянном помосте возвышается железная печка с трубой, выходящей в дымовое отверстие. Когда на плитку ставят котел, то ее верхнюю крышку снимают.

Плитка появилась в юрте совсем недавно. Около кухонного шкафа еще торчит подставка для котла, вешавшегося над очагом, которому пришлось уступить место более совершенному устройству. Подставка состоит из четырех железных ножек, скрепленных тремя обручами; наверху небольшие крючки для (котла. За железной плиткой маленький столик и открытый пустой сундук, заменяющий в данный момент манежик, в котором учится ходить младенец. Пол в задней половине юрты покрыт войлочным ковром.

Нас угощают молочной водкой, и начинается дружеская беседа. Спрашиваю, чем же топят печку в этой голой степи. Оказывается, что здесь, как и повсюду в Монголии, на топливо прежде всего используют сухой навоз, а когда он кончается, то на близком склоне набирают в корзины какой-то черной земли, которая прекрасно горит. Позже в городе мне сказали, что черная земля — это лежащий на поверхности антрацит. Да, Монголия, действительно, страна контрастов!

После обеда Кара уходит к старому сказителю, а мы с Кёхалми донимаем расспросами местных учителей. Они сообщают нам много интересного о местных обычаях и традициях. Использование учителей в качестве информаторов имеет свои преимущества и недостатки. Они толково отвечают на все вопросы, но быстро забывают старые обычаи, хотя вышли из семей пастухов.

В районе Юсун-Булака гостей рассаживают по старому обычаю: женщин в левый, а мужчин в правой половине юрты. Но если гости иностранцы, то и женщинам предлагают место в правой половине. Юрта открывается на юг, поэтому правая ее половина — западная. Восточная половина принадлежит не только женщинам. Здесь спят супруги и домочадцы, а гостей или пришельцев размещают

в правой, или западной, половине. Вот почему иностранки попадают на правую половину вместе с мужчинами. Гостей рассаживают так, чтобы лица их были обращены к югу. Если кто-нибудь сядет лицом к северу, то ноги его будут обращены к алтарю, чем он оскорбляет духа — покровителя юрты и самого хозяина.

Самое почетное место в юрте — против входной двери. Монголы даже спят головой к северу, а одежду складывают в сундук так, чтобы ее ворот был на северной стороне. Когда же умирает хозяин юрты, то его одежду поворачивают воротом на юг.

В старые времена сыновей при женитьбе не отделяли. Раздел имущества производился только после смерти отца. Первым получал свою часть наследства старший сын, который и становился главой семьи, но дома оставался самый младший. Подобный порядок наследования известен еще со времен Чингис-хана: самый младший брат хана унаследовал коренной юрт — долину Орхона — Селенги, но трон великого хана достался не ему.

При совместных трапезах еду в первую очередь подносят мужчинам и мальчикам.

Когда умирает хозяин, его кладут на особое, специально для этой цели изготовленное ложе. Покойнику обмывают лицо и руки, и он трое суток остается в юрте. Лицо его обращено на запад, а так как он не должен видеть живых, то правую его ладонь кладут на глаза. Трое суток вход в юрту для всех запрещен, а затем лама указывает, куда надо отнести тело. Покойника кладут на землю, зажигают около него костер, посыпают вокруг почву солью и оставляют в степи одного.

Мы проговорили до половины второго ночи. Наши собеседники с увлечением рассказывали нам обо всем. Они сами проявляют большой интерес к сбору народных традиций.

На следующее утро после того, как сказитель продиктовал Каре две последние народные песни, мы укладываем багаж — и снова в путь. Вскоре наша машина въезжает в длинную извилистую долину, и здесь за одним из многочисленных поворотов перед нами вдруг открывается сказочный вид: мы попадаем в царство драгоценных камней. Склоны окаймляющих долину гор пестрят разноцветными скалами и камнями — лиловыми, красными, зелеными, коричневыми, черными, синими, белыми. Краски чередуются пятнами и полосами. Лучи клонящегося к закату солнца заставляют еще ярче играть эту щедрую палитру. Останавливаем машину и принимаемся собирать чудесные камешки. Вверху на склоне горы — каменоломня. Через час снова попадаем в пустыню; дорога едва приметна среди песка; направление указывает телеграфная линия. Встречаем бригаду рабочих, натягивающих провода.

Более часа едем голой пустыней, пока на нашем пути не начинает попадаться все больше бледной и сухой травы. Это признак приближения к оазису. Вскоре вдали показываются маленькие глинобитные строения. Плоские крыши и растрескавшиеся стены напоминают жилища африканских оазисов. Это и есть Хасагт-Джаргалан. Цвет кожи у местных жителей более темный, чем обычно у монголов. Перед глинобитными домиками стоят на привязи верблюды. Деревушка приютилась у маленького ручья Думд (Средний) — Джаргалан шириной не более фута. По краям тянется полоска зеленой травы шириной в три-четыре шага. А дальше опять сухая растительность, постепенно теряющаяся в пустыне. Эта деревня — сомонный центр; здесь две начальные школы, где преподают семь учителей, мясокомбинат и магазин. Но самое поразительное в пустыне зрелище — это 530 гектаров возделываемых поливных полей, засеянных ячменем, рисом, картофелем и кукурузой. Поля разбиты чуть подальше у подножия гор. Нас живо интересует население и состав поголовья скота в этой пустынной местности. В 610 юртах проживают более 2 тысяч человек. Здесь пасется 5,3 тысячи верблюдов, 8,5 тысячи лошадей, 2,8 тысячи голов крупного рогатого скота и яков, 28 тысяч овец и 27 тысяч коз. На территории сомона в пустыне и оазисах вырыто для водопоя 400 колодцев, чуть ли не по одному на каждую аратскую семью. Но воды в колодцах мало и приходится часто перекочевывать от одного источника к другому.