По следам преступления
Шрифт:
Это был самый настоящий фронт. С наганом в одной руке, с фонариком в другой сотрудники милиции обыскивали чердаки и подвалы, проводили облавы, проверяли злачные места. «Граждане, оставайтесь на своих местах и предъявите документы!» — эти слова ежевечерне звучали приказом в ресторанах, трактирах, чайных, пивных, в «шалманах» и притонах, куда заглядывали агенты уголовного розыска в поисках налетчиков. В этих заведениях пахло пролитым из опрокинутых кружек пивом, рассыпанной полупьяными подружками налетчиков пудрой и порохом. Случалось, здесь вспыхивали ожесточенные перестрелки.
Пойманные преступники представали перед следственными комиссиями, созданными при районных Советах, или же их приводили
Среди задержанных встречалось немало таких, которые начинали свой преступный путь еще до революции. Это были преступники-профессионалы.
Пройдет некоторое время, и профессиональная преступность в нашей стране исчезнет полностью. Как своего рода курьез будет воспринято в 1939 году появление в Ленинграде некоего И. Поляковского, задержанного за кражу и оказавшегося вором-профессионалом с преступным стажем 49 лет. Первую кражу он совершил в 19-летнем возрасте в 1890 году. Поляковский имел 6 судимостей до революции, 4 — в послереволюционный период и 25 приводов. Это был едва ли не последний из «могикан».
Пока же, в описываемое нами время, преступники чувствовали себя еще как рыбы в воде. Вместо паспортов они предъявляли порой всякие липовые справки, наподобие той, что была изъята у задержанного при облаве на вокзале подозрительного лица. Скрепленный печатью управления бывшей рязанско-уральской железной дороги документ гласил (цитируем с сохранением стиля и орфографии):
«Предъявитель сего Скопской губернии, Гравской губы, Ополландского сезда, деревни Поляки Иван Хведулов, стало быть я, отпущен в города и селения Россиянских империев строкой от низеписанных цислов на девять месяцев, стало быть ровно на полгода. Пашпорт выдан с тем, цтобы но городу ходить честно и благородно, в кабацары не заходить, в трактирах на билиндрясах не хопать, не требовать цвайной сбруи, не пить цваю с заморским огурцом, стало быть с филимоном. При сем были свидетели: с Полин Мякин малец, с кривой версты Ванька да Хваткий Сенька, деревянный староста в липовых лаптях, набольший аблакат по казенным делам, Еремей в белых портках с гашником и секретарь подписамши».
Неизвестно, чего здесь было больше: безграмотности или издевки? И этот, с позволения сказать, «документ» служил, как полагал преступник, «видом на жительство»!
Один из старейших работников Ленинградской прокуратуры Д. И. Бродский, принимавший участие в деятельности Центральной следственной комиссии в 1918 году, вспоминал:
«Мы, следователи, трудились без устали, не считаясь со временем, нередко круглыми сутками, поддерживая свое существование жидким чаем без сахара и знаменитой в те годы воблой — «карие глазки». После двенадцати ночи электричество гасло, и мы продолжали работу при свете коптилок, а то и лучин. Печи топили старыми шкафами и столами, но все равно было холодно. Нередко всем своим небольшим коллективом мы выходили на субботники и воскресники — разгружать баржи с дровами — и бывали счастливы, если нас за усердие награждали двумя-тремя поленьями, которые не столько горели, сколько чадили и шипели в печке — такие они были сырые. Несмотря на трудности, никто, однако, не унывал. Уборщиц тогда не было, и мы сами — следователи, канцелярские работницы с красными косынками на головах — после работы делали «генеральную уборку» помещений: протирали стены и потолки, мыли полы и окна, а ночью шли на облавы и обыски в «малины» и «хазы», порой подвергая собственную жизнь опасности. Сколько работников правоохранительных органов сложило головы под пулями бандитов!»
Одна из орудовавших
Свыше двух лет действовала банда Ваньки-Чугуна. Ликвидировали ее по частям. Последним был настигнут сам Чугун. Отстреливаясь из «шпалера» от преследователей, он выпрыгнул с четвертого этажа, сломал бедро, однако сумел все же пробежать несколько сот метров, но был убит.
В районах кладбищ орудовали «живые покойники», или, как их еще называли, «мертвецы на пружинах». Преступники имели обширный «реквизит» — саваны, маски, специальные ходули на пружинах. Бандиты пугали одиноких прохожих, чтобы легче было их грабить. Действительно, при встрече с внезапно появлявшимися из ночного мрака белыми прыгающими «привидениями» иные прохожие теряли от страха сознание. Возглавляли эту шайку Мария Полевая по кличке «Манька Соленая» и некто Бельгаузен, он же «Живой труп». Шайку выловили, ее главарей приговорили к расстрелу.
Кульминацией бандитизма в городе стало появление шайки Леньки Пантелеева. О самом Леньке написано достаточно много. Но надо сказать, что в ряде произведений он предстает чуть ли не как герой бандитской вольницы, гроза буржуев и друг пролетариев. Даже Лев Шейнин, которого не обвинишь в необъективности, поддался искушению и в одном из своих рассказов, вошедших в цикл «Записки следователя», расписал Леньку Пантелеева как личность, которой якобы не чужды были романтика и своеобразное благородство.
А между тем это был самый жестокий, самый опасный из всех орудовавших в ту пору бандитов. В музее уголовного розыска, где демонстрировались всевозможные орудия убийства — молотки, колуны, камни, а также коллекции воровских отмычек, можно было увидеть на фотоснимках истинного Леньку Пантелеева: неприятное холодное лицо, злой, колючий взгляд глубоко посаженных глаз. От такого нельзя было ждать пощады.
Кровавый след тянулся за Ленькой Пантелеевым. Им и его подручными было совершено 20 налетов, 26 уличных грабежей, 15 убийств, прежде чем пуля агента угрозыска настигла бандита в грязном, темном подвале на Можайской улице, куда он был загнан, как зверь. Страх, который наводил Ленька Пантелеев на население, был так велик, что его тело пришлось выставить в морге на всеобщее обозрение, чтобы горожане могли лично убедиться — матерый преступник больше не существует. Пожалуй, только действовавший в ту пору в Москве извозчик Василий Комаров-Петров, совершивший убийство 22 человек, главным образом своих же седоков, которых он заманивал к себе домой, не уступал в жестокости Пантелееву.
Некоторые уголовные дела достались следственным комиссиям в наследие от прошлого. Одно из них было связано с убийством сторожа в почтовом отделении на Литейном проспекте. Путем тщательной, скрупулезной проверки фактов работники следственной комиссии 1-го Городского района вышли на след убийц. Ими оказались бывший почтовый чиновник, пьяница, нечистый на руку человек, и его приятель, не имевший определенных занятий. Их разыскали в глухой деревушке Ярославской губернии, куда они уехали, и доставили в Петроград. Не ожидавшие, что они будут пойманы, считавшие, что все концы, как говорится, спрятаны в воду, преступники, как вспоминал один из членов следственной комиссии, были буквально ошеломлены нарисованной им точной картиной убийства и во всем сознались. А ведь с момента преступления прошло больше года!