По следам преступления
Шрифт:
В непосредственные функции отдела, который занимается общим надзором, входит надзор за строжайшим соблюдением законов всеми органами государственного управления, предприятиями, учреждениями, организациями, должностными лицами, а также гражданами. Чтобы представить себе масштаб этой работы, скажем, что в Ленинграде насчитывается примерно 10 тысяч предприятий, организаций и учреждений. Население составляет, как известно, более 4 миллионов. Отдел же общего надзора прокуратуры города состоит из 12 человек, включая начальника. Как же удается им справляться с огромным масштабом работы? В этом им помогают народный контроль, арбитраж, контрольно-ревизионное управление Министерства финансов РСФСР и другие организации, с которыми отдел общего надзора прокуратуры действует в
Для того чтобы успешно выполнять свои функции, работники отдела общего надзора должны глубоко знать все законы. Шкафы в их кабинетах заполнены «Бюллетенями текущего законодательства». Их сотни, таких бюллетеней. Чтобы быстро отыскать в них изложение того или иного закона, необходимо, помимо всего прочего, обладать еще и хорошей профессиональной памятью.
Широк круг вопросов, охватываемых отделом общего надзора. Это борьба с хищениями, с приписками, с выпуском недоброкачественной продукции, с нарушениями трудовой дисциплины, с простоями вагонов на железнодорожном транспорте и многое другое. Чтобы решать все эти вопросы, нужно иметь большой запас знаний.
Словом, работники отдела общего надзора прокуратуры должны знать то, что знают народный контроль, арбитраж, контрольно-ревизионное управление, вместе взятые, и чуточку больше.
Но вернемся опять туда, откуда мы начали свое знакомство с прокуратурой, — в приемную. Кто же сегодня пришел сюда, по какому вопросу?
…В комнату входит пожилая женщина, огорченная действиями паспортного стола милиции. Долгое время она жила и работала на Севере. Но вот достигла пятидесятилетнего возраста, вышла на пенсию (на Крайнем Севере она дается женщинам с пятидесяти лет) и приехала в Ленинград, чтобы жить с дочерью. Свою жилплощадь, как и положено, сдала жилищным органам, дочь постоянно живет в Ленинграде. Чего же надо еще? Но паспортный стол в прописке отказал. «Правильно это или неправильно?» — спрашивает женщина. Она с надеждой и в то же время с некоторым испугом смотрит на прокурора — а вдруг тот скажет: «Правильно, что отказали…»
Но прокурор говорит: «Неправильно». И обосновывает: по закону престарелые родители подлежат прописке к детям, независимо ни от чего, в том числе и размеров жилой площади.
Но одно дело дать ответ, а другое — добиться восстановления прав, для чего, в сущности, и приходит посетитель. Забегая вперед, скажем, что женщину прописали к дочери.
Следующая посетительница — совсем молодая женщина. Она рассказывает, что окончила профессионально-техническое училище, незадолго до этого вышла замуж, теперь ждет ребенка, а жилья ни у нее, ни у мужа нет. Жили в общежитии. Думали получить место и в общежитии завода, на который ее направили после учебы. Но не тут-то было. Администрация отказала не только в общежитии, но и вообще в приеме на работу. «Только еще нам не хватало иметь дело с беременными!»
На глазах посетительницы слезы. Она вытирает их ладошкой, по-детски.
Прокурор успокаивает посетительницу, а затем снимает телефонную трубку, звонит на завод и предлагает принять молодую женщину на работу, предоставить ей место в общежитии. «Знайте, что по нашему закону те, кто отказывает женщине в приеме на работу из-за того, что она беременна, привлекаются к уголовной ответственности», — завершает он нелицеприятный разговор.
…В прокуратуре города заканчивается рабочий день, убираются в стальные сейфы папки с делами, запираются кабинеты, но один из прокуроров не уходит домой — остается на вечернее дежурство. В случае необходимости к нему всегда может обратиться за советом или за разъяснением дежурный следователь, входящий в состав оперативной бригады, несущей свою тревожную круглосуточную вахту в Главном управлении внутренних дел Леноблгорисполкомов. Помимо
Проходит ночь, а утром вновь оживает старинный особняк на улице Якубовича и в кабинеты приходят люди в форме, у которых на петлицах сверкает эмблема — щит и меч.
Строгая доброта
Был обычный рабочий день. В дверь осторожно постучали.
— Можно?
— Войдите.
В кабинет начальника отдела по делам несовершеннолетних Ленинградской городской прокуратуры Л. А. Осённовой вошел молодой человек в погонах курсанта военного училища.
— Здравствуйте, Лидия Александровна! Не узнаете?
— Лицо вроде бы знакомое… даже очень…
— Я — Голубев.
— Голубев? Ну как же! Теперь узнала… Сколько времени прошло с тех пор, как мы с вами встречались?
— Три года.
— Да, верно. Три года!
Осённова вспомнила о том, что столкнуло тогда ее, начальника отдела по делам несовершеннолетних, и этого юношу, ныне представшего перед ней в облике бравого курсанта.
Прокуратура Куйбышевского района расследовала уголовное дело о разбойном нападении на гражданина Н., совершенном группой подростков. Среди них был и Голубев. Осённовой пришлось тоже заниматься этим делом, потому что уж слишком много было за Голубева ходатайств. Обращались с места работы отца, матери, из других организаций, просили не судить Голубева, передать его на поруки. Но Осённова твердо стояла на своем: никаких снисхождений. Судить! Ведь что такое взять на поруки? Это значит, что виновного освобождают от наказания, связанного с лишением свободы, а подчас и вовсе от суда. Перевоспитание его берет на себя коллектив предприятия или учреждения, общественность. Мы знаем немало примеров, когда берущие на поруки серьезно относятся к своим обязательствам. Но бывает, к сожалению, и другое. Обратившись с ходатайством о передаче виновного на поруки, добившись удовлетворения просьбы, в коллективе тут же забывают о своем подопечном, контроль за его поведением не осуществляют или делают это формально.
Но в истории с Голубевым даже не это заставило Лидию Александровну Осённову ответить ходатаям отказом. Уж слишком серьезным был проступок парня.
— Да, Лидия Александровна, это вы настояли, чтобы меня судили, — сказал Голубев, словно угадав, о чем думает прокурор. — Хотя я лично не грабил, не избивал того человека, а только «стоял на страже», следил, чтобы не помешали прохожие. Суд приговорил меня к двум годам лишения свободы.
— И теперь вы пришли, чтобы высказать мне свою обиду?
— Что вы, Лидия Александровна! — воскликнул Голубев. — Я пришел, чтобы сказать вам… спасибо. Да, да, не удивляйтесь. Спасибо за урок, который я получил на всю жизнь. Вы были правы: не судить меня было нельзя. Но только понял я это не на суде, а позже — в колонии. А вначале был, конечно, убежден, что не виноват. Ведь грабили они, мои товарищи…
— Так называемые товарищи, — поправила его Осённова, — которые подговорили вас бросить школу, чтобы бесцельно бродить по улицам, научили пить водку…
— Совершенно верно. И все-таки я считал себя лучше их. Ведь я не избивал, не грабил, а просто смотрел. И как злился тогда на вас, когда вы называли меня малодушным, трусом, считали еще более опасным, чем те ребята. И только потом осознал свою вину. Я ведь мог повлиять на своих дружков, остановить их, не допустить преступления, а вместо этого спокойно ушел вместе с ними, оставив на холодной земле раздетого, избитого человека.
— Значит, вы осудили свой поступок?
— Не только. Я решил изменить свою жизнь. Как видите, теперь я курсант военного училища, хочу стать кадровым военным.