По следу крови

Уэмбо Джозеф

— После Линды Манн у вас были случаи эксгибиционизма?

— После нее я не делал этого месяцев шесть или восемь.

Кто-то из полицейских зашел в комнату, где проводился допрос, принес чай и передал сообщение для Мика Томаса. Колин Питчфорк повернулся к вошедшему и стал рассказывать ему о своей жизни. А когда этот полицейский вышел, Колин очень расстроился. Ему требовалось внимание всех.

27. Торт

У него нет совести, чувства вины или жалости. Преступные действия совершаются им без всякого неудобства и стеснения. В случае жесткого противодействия или при

задержании он может высказать сожаление о содеянном, но это не имеет ничего общего с искренним раскаянием.

Дейвид К. Римм и Джон У. Сомервилл. Психопатология.

Следующий допрос Колина Питчфорка был посвящен Дон Эшуорт. Свой рассказ он начал так:

— Я ехал на мотоцикле «Хонда-70» за пищевыми красителями для тортов и увидел, как девушка свернула на тропинку. Я остановился, снял шлем, повесил его на руль и пошел по Тен-Паунд-лейн.

— Был ли кто поблизости?

— Никого. Меня никто не видел, хотя дело было днем. На мне были джинсы, джемпер и нейлоновая куртка темно-зеленого цвета.

— Продолжайте.

— Когда я шел за ней, что-то во мне говорило: нет, нет, нет! Но другой внутренний голос советовал: ты только покажи ей. Смотри, безлюдная тропа. Времени полно, торопиться некуда. Даже если она закричит и бросится бежать, никто тебя не увидит. Никто не узнает, да и кто может узнать?

— Вы шли за ней?

— Да. Но догнать ее было трудно. Она шла быстро. Я побежал вперед, обогнал ее, повернулся к ней и улыбнулся, как бы говоря «привет!» Я стал готовиться, но она снова прошла мимо. Я даже не успел расстегнуть джинсы. В таких случаях я придерживаюсь своих правил игры. Я предпочитаю делать так, чтобы все меня устраивало. Затем я все же обогнал ее. В мотоциклетной куртке я здорово запыхался. У нее было достаточно места пройти мимо. Я остановился на дороге около ворот. Надо решить для себя, собираешься ты сделать это или нет. Я повернулся, шагнул ей навстречу и показал член. Она ничего не сказала.

— У вас была эрекция? — спросил Мик Мейсон.

— Я не помню, — ответил Питчфорк. — Не могу вспомнить.

— А насколько отчетливо вы вообще все помните? Все, что связано с этим убийством? — поинтересовался Мейсон.

— Кристально четко, — ответил Колин Питчфорк.

— Что же было дальше?

— У них всегда было достаточно места, — объяснил Колин Питчфорк. — Не важно, где я им показывал. У них всегда было достаточно места пройти мимо. Это самый лучший вариант. Они в шоке. И просто проходят мимо. Тогда мой путь к отступлению свободен, а они уходят туда, откуда пришли. Если бы она бросилась назад по тропе, то перекрыла бы мне путь к отступлению. Если бы она побежала по Нарборо-роуд, мне было бы трудно вернуться к мотоциклу. Ничего не оставалось, как встать на одной стороне дороги, чтобы дать ей пройти, и таким образом освободить себе путь к отступлению.

— И что вы сделали дальше?

— Это прозвучит уже знакомо, — сказал он. — Но она бросилась к воротам.

— Как Линда?

— Да! Мне осталось только пройти вперед и подтолкнуть ее к воротам. Получилось точно так же, как с Линдой, даже хуже. Но про себя я подумал: нет, нет, не трогай eel Оставь! Но если я уже сгреб ее в охапку, она ведь сразу же заявила бы в полицию, как любая девушка.

— Продолжайте.

— Так вот, на мне опять было обручальное кольцо. Вот черт, подумал я. Та же ситуация, как и в прошлый раз. Все повторилось. Я обхватил ей плечи и зажал рот, чтобы она не кричала. Я держал ее сзади, потому что она так развернулась, когда бросилась в сторону ворот.

И я чуть было не выпустил ее, но успел обхватить другой рукой. Понимаете, я был в мотоциклетной куртке и уже не мог ее снять. Она бы обязательно запомнила ее и рассказала об этом. Не мог же я ездить потом без этой куртки.

— Что вы сделали с девушкой?

— Я слегка навалился на нее, и она закричала. Громко. Я зажал ей рот ладонью, снова навалился, и в этот момент ворота распахнулись сами собой. Я втолкнул ее в ворота, и мы очутились в открытом поле. Она не произнесла ни слова. Покорилась, как и Линда, даже больше.

— Значит, ворота раскрылись сами?

— Да. Они не были закрыты. Мы прошли через них и оказались в поле.

— В этот момент она говорила что-нибудь?

— Да, она просила не трогать ее, но не сопротивлялась. Прежде чем повалить и изнасиловать ее, я уже знал, что у меня нет пути назад. Только вперед. Мной овладели те же чувства, что и в прошлый раз. Я опять оказался в безвыходном положении.

— Что вы говорили ей?

— «Заткнись и не визжи!» — сказал я. — Оттолкнул ее от ворот, и она упала. Тут я впервые подумал о том, что именно собираюсь сделать с ней.

— Как, только в этот момент, не раньше?

— Ты в открытом поле. Никто не может прийти ей на помощь, или что-то в этом роде. Там даже не было того типа, который прогуливался с собакой. Когда она упала, то сразу затихла и смотрела на меня. Я взглянул на ворота, чтобы убедиться, не идет ли кто. И тогда со мной началось… Как будто пронзительные голоса звучали у меня в голове. Такое ощущение, что это длилось бесконечно, но на самом деле, наверное, несколько секунд. Один голос говорил: «Ты не должен дать ей уйти. Сделай, как в прошлый раз. Она здесь, рядом, совсем молодая». Другой голос возражал: «Нет, нет, нет!» Но первый голос настаивал: «Она здесь, в открытом поле. Нет ничего проще!»

— Что было дальше?

— Она спросила: «Ты не сделаешь мне больно, да?», затем что-то пробормотала про себя и снова спросила: «Ты ведь не станешь насиловать меня? Я хорошая! Я хожу в церковь!»

— Как вы отреагировали на это? — спросил Мейсон.

— «Заткнись!» — сказал я. Потом просунул руку ей за спину и стащил с нее трусы. Она потянула их назад. И я завалился на нее.

— Вы изнасиловали ее?

— Да, я сделал это и встал. Она была очень тихой. Села и спросила: «У тебя все? Можно, я пойду? Я никому не скажу! Пожалуйста, я никому не скажу! Честно! Уходи и оставь меня в покое!»

— Она была в ужасе? — снова спросил Мейсон.

— Да, — ответил Колин Питчфорк. — Но в состоянии спокойного ужаса, и все повторяла: «Я никому не скажу! Оставь меня в покое! Уходи и оставь меня!»

— О чем же вы думали?

— Черт! — мелькнуло у меня в голове. — Ты опять влип! Проблема не только в том, что ты ее изнасиловал. На тебе уже есть одно убийство. Если ты убьешь ее, то будет уже два убийства и поймать тебя будет легче, однако…

Здесь Колин Питчфорк ухмыльнулся Мику Мейсону и уже как бы по-приятельски сказал:

— Вы же знаете, Мик, у нас не как в Америке. Два убийства, ну и что? За два убийства — один срок.

Мейсон, едва сдерживая себя, спросил:

— А голоса в вашей голове не вопили о тюремном заключении? Ваши мысли откуда-то из глубины не говорили вам, что можно делать, а что нельзя? Совесть ничего не подсказывала?

Колин Питчфорк, который годами говорил инспекторам по надзору и психиатрам то, что они хотели слышать, ответил:

— Да, совесть говорила мне это. Но в то же время я понимал, что жертва может опознать меня!