По следу смеющегося маньяка. Ложная жертва. Крылья безумия

Пентикост Хью

– Молодой хозяин Лэндберг извлекает удовольствие из чужих проблем, – сказал Гарделла. Очевидно, он не встречал затруднений подобрать нужное слово, когда хотел этого. – И вот, говорит наш юный гений, к вам неожиданно отнеслись как к полноценному мужчине. Разве вы не приняли этот поцелуй как приглашение? Но, возразил я, девушка призналась вам, что она девственница! Что, говорит наш гений, объясняет нам, почему она отвергла вас, когда вы вышли за ней в боковую дверь и направились к шестому коттеджу. Итак, мы имеем чувствительного, очень взвинченного мужчину, только что оправившегося от серьезной травмы. Он считает, что его пригласили в постель, а вместо этого над ним посмеялись. – Гарделла пожал

плечами. – И в результате взрыв.

– Но разумеется, у него нет доказательств в пользу своей версии, – сказал Питер.

– Когда вы – юный гений, доказательства вам не нужны. – Гарделла и не пытался пригасить иронии. – Поиск улик – это работа для крестьян вроде меня. Но мы еще с вами не закончили, мой друг. Вы убили одну девушку, которая посмеялась над вами, и вторую, которая случайно подвернулась под руку в ненужный момент. Затем вернулись в «Логово», спокойно пройдя в дверь, замок которой заблокировали. Вы – очень хитрый человек, по крайней мере, так утверждает наш юный гений. Вы понимаете, что утром, когда трупы девушек обнаружат, все вспомнят, что вы танцевали и угощались в баре с Джейн Причард и что на прощанье она вас поцеловала. Подозрение прежде всего падет на вас. Как этого избежать? Очень просто. Вы выводите на сцену другого известного убийцу – хохочущего маньяка. И вот вы поднимаете шум, будите Джима и Лэндберга, бросаетесь в ночь на улицу в поисках злодея человека, которого там и не было. И каков результат? Мы провели целый день, пытаясь отыскать несуществующего человека – во всяком случае, того, кто не был здесь и сейчас. – Гарделла улыбнулся Питеру. – А это, говорит наш юный гений, объясняет и другие факты. На ту же сторону, что и ваша комната, выходят еще двенадцать спален. Большинство людей спят с открытыми окнами, и все же больше ни одна душа не услышала тот смех. Вы говорите, что проснулись от него, а потом он вновь дико захохотал, но Джим, который спал в одной комнате с вами, не слышал ничего. Вы утверждаете, что смех был очень громким. Но никого, кроме вас, он не разбудил. Станет ли человек, который только что заколол двух девушек, поднимать такой шум? И если да, то неужели буквально все остальные обитатели комнат на этой стороне здания глухи, как тетерева?

Питер глубоко затянулся сигаретой:

– И вы отчасти верите всему этому, да?

– Вы должны признать, что это неплохая выдумка, – усмехнувшись, сказал Гарделла. – Может, я и поверил бы ей, если бы не знал, что до конца дня он придумает еще с десяток подобных версий. Ему нравится предлагать их в качестве весьма правдоподобных. У нашего юного гения свои методы работы. Он набирает целую груду версий, а затем отбрасывает их одну за другой. Вот чем он сейчас занимается, в то время как мы ищем нож и одежду с пятнами крови, чего мы, конечно, не найдем.

– Значит, я под подозрением, – сказал Питер, овладев собой.

– По мнению молодого гения, – поправил Гарделла.

– А по вашему мнению?

Гарделла поднял стакан и опорожнил его одним глотком.

– Мне нужны доказательства, прежде чем у меня появится настоящий подозреваемый, – сказал он, опуская стакан на стол. – Пока что у нас нет ни одной стоящей улики. Обвинение, выдвинутое против вас нашим гением, несколько неопределенно. Ваш доктор говорит, что вы так же уравновешены, как и я, – что, возможно, не такой уж и комплимент вам, как он надеялся.

– Мой доктор?!

– Да, я же связался с доктором Коннорсом, – усмехаясь себе под нос, сказал Гарделла. – Я также попытался услышать смех из вашей комнаты, когда вы выходили днем. Его можно услышать. Думаю, его можно было расслышать даже в сильный ветер.

– А другие, они что, глухие? – сухо спросил Питер.

– Нет. Но в местах отдыха люди довольно часто смеются – чудесное

настроение, никаких забот, ведь они для этого и приехали. И если ночью кто-то громко смеялся под окнами, он необязательно должен был кого-то встревожить. Но вас именно этот особенный хохот, полагаю, оторвал бы от самого глубокого сна. Он имеет для вас особое значение.

– Совершенно особое, – подтвердил Питер.

В кабинет постучали. Гарделла махнул мне рукой, чтобы я открыл дверь, и снова наполнил свой стакан.

Вошел Макс, весь встрепанный и измученный.

– Дела идут хуже некуда, – сообщил он. – Как будто кто-то выдернул пробку из бочки. Все танцуют, вопят и поют. И конечно, пьют. Есть все основания тревожиться. По правде сказать, я места себе не нахожу, Гарделла.

– У нас появилась маленькая зацепка, благодаря которой вы можете нам помочь, – сказал Гарделла, перекатывая во рту свою неизменную сигару. – Оказывается, девица Причард приехала сюда, чтобы с кем-то встретиться. У нее вспыхнула большая любовь.

Макс растерянно посмотрел на него и провел смуглой рукой по коротко стриженным седым волосам:

– Откуда вы это узнали?

– От ее сестры. Она доверилась ей. Сказала, что едет сюда для самого главного события в ее жизни. Марта тоже была ее поверенной, но она уже не ответит на наши вопросы.

– У меня нет ни малейшего представления о том, кто бы это мог быть, – сказал Макс. – Вчера какое-то время она провела с Бобби Даудом, а потом с Питером. Не помню, чтобы она уделила внимание кому-то еще.

– Мы думаем, что приятели Марты Тауэрс могут знать, с кем в городе встречалась Джейн Причард. Кто был более близким знакомым Марты?

– Господи, да у нее все были друзьями, – сказал Макс. – Я… Мне надо подумать. Мне…

Кто-то громко заколотил в дверь.

– Кто там? – крикнул Гарделла.

– Это Рич Лэндберг. Мой отец у вас? Он срочно здесь нужен!

– Сейчас, – сказал Макс и обратился к Гарделле: – Слушайте, а почему бы вам не поговорить с Хеддой? О Марте она знает столько же, сколько я, а может, и больше. Она даже хотела дать ей понять, что мы не жаждем видеть ее у себя. А мне лучше пройти к гостям, Гарделла.

– Что ж, идите, – сказал Гарделла. – Мы побеседуем с миссис Лэндберг.

Макс вышел из кабинета. В открывшуюся на мгновение дверь ворвался нестройный шум: разухабистая музыка, визгливый смех, казалось, все орут друг на друга. Я затворил дверь за Максом, только теперь сообразив, что его кабинет был звуконепроницаемым.

– Кажется, они действительно пустились в разгул, – сказал Питер.

– Не хотите ли побеседовать с миссис Лэндберг? – спросил Гарделла. – Вы ведь с ней друзья, если не ошибаюсь. Я не очень-то ей понравился. А с вами она будет чувствовать себя свободнее.

– Да, мы поговорим с Хеддой.

– Тогда приступайте, – сказал Гарделла.

Я открыл дверь, и мы оказались в коридоре. На нас сразу же обрушился страшный гвалт, как волны жара из открытой дверцы топки. Гости «Дарлбрука» очертя голову бросились в волны бесшабашного веселья. Это выходило за всякие рамки приличия, принимая во внимание трагическую смерть девушек и горе их родственников.

В вестибюле кружились танцующие пары. Люди выкрикивали что-то друг другу через все помещение. Вокруг бара так и кишел народ. «Дарлбрук» вдруг перестал быть тем привычным для меня местом, где царят спокойное веселье и беспечность. Это было похоже на распутство в стиле Марди Граса. Раз уж они не имели возможности разойтись по своим комнатам, тогда пошло все к черту. В самом центре холла девица в бледно-зеленом слилась в объятии с черным горнолыжником. Стакан выпал у нее из руки и, зазвенев, покатился по полу. Неожиданно она выгнулась назад, прервав поцелуй, и разразилась хохотом.