По следу Жезла
Шрифт:
Я отошла к нише и почему-то задрожавшим голосом повторила:
– Давай уже дрова.
Парень разочарованно вздохнул и потянулся за мешком.
И тут раздался скорбный вой Мурлыки.
Стэнн выпрямился и удивлённо оглянулся. Но не успел он и слова сказать, как мы услышали странный подземный гул. У меня появилось ощущение, будто из центра Земли начал подниматься огромный лифт, причём с неисправным механизмом.
Я испуганно
– Что это?
– Не знаю, – встревожено прислушался он. – Сейчас посмотрю.
Вскочил и шагнул к выходу… и в этот момент стены пещеры дрогнули, заколебались, как шторы на сквозняке, пол заходил ходуном, и огромный камень, сорвавшись с потолка, рухнул между нами. За ним полетело множество мелких.
– Стэнн! – завизжала я, забиваясь в нишу, в которой мы хотели развести костёр.
Стэнн не ответил. То ли был слишком далеко и не слышал меня, то ли… Но эту мысль я старательно гнала от себя. Не мог он так глупо погибнуть! Не мог!
Я сидела, согнувшись в три погибели, в крохотной нише, и с ужасом слушала подземный гул и потрескивание каменных стен. К моему счастью, эпицентр землетрясения был далеко от этой пещеры, поэтому хоть земля ещё и подрагивала, камнепад быстро прекратился. Камни завалили вход и погасили факелы, и я оказалась в кромешной тьме, даже кончика собственного носа не видела. Потом гул прекратился, и наступила звенящая тишина.
– Стэнн! – почти прошептала я, боясь нарушить это страшное безмолвие.
Он не отозвался.
– Стэнн! – позвала чуть громче, но даже этого малейшего сотрясения воздуха хватило, чтобы с вершины насыпи, перегородившей дорогу к выходу, шурша, посыпались мелкие камушки. Я испуганно замолчала.
Я сидела, сжавшись, под ненадёжным прикрытием маленького козырька ниши, в полной темноте, слыша только шорох сползающих камней, не зная, жив ли друг, знает ли кто-нибудь, что здесь произошло, спасут ли меня, или эта мрачная пещера станет моей могилой…
Сказать, что я была испугана – ничего не сказать. Тёмный первобытный ужас поднимался глухой волной из глубины души, затапливал меня, заставляя сжиматься сердце. Зубы отбивали мелкую дробь, тело покрылось липким холодным потом…
– Господи, – вдруг прошептала я. – Помоги! Я не хочу здесь оставаться! Хочу исчезнуть отсюда и больше никогда тут не появляться! Я хочу домой! Пожалуйста, отправь меня домой!
Закрыв глаза, я истово молилась неизвестному мне Господу. Молилась впервые в жизни, всей душой желая получить Его помощь и поддержку. Вряд ли бы мои родители-атеисты похвалили меня за такое усердие, но мне сейчас было не до богословских споров. Я хотела остаться в живых, и Господь был единственным существом, способным мне помочь в этой, абсолютно безнадёжной, ситуации.
И тут земля снова дрогнула. Камень надо мной зашатался, и я всеми обострившимися от опасности чувствами поняла, что он сейчас упадёт и придавит меня. В ужасе закричала, срывая
Я сидела на своей родной кровати, в незашторенное окно падал лунный свет, а на пороге стояла сонная мама:
– Что случилось? Ты чего кричишь? Кошмар приснился?
Я с трудом перевела дух:
– Да… что-то ужасное…
– Что? – мама подошла и села рядом.
– Не помню… совсем не помню… но что-то ужасное… страшное… не хочу вспоминать, не хочу!
– Ну и не вспоминай. Ты дома, мы с папой здесь, всё в порядке. А это был только сон.
Она уложила меня, поправила одеяло:
– Спи. А то не выспишься. Скоро утро.
Мама вышла, а я встала и, подойдя к окну, уставилась на тёмный двор, освещаемый только лампочками у подъездов. Сердце отчаянно билось, в ушах всё ещё стоял гул, который я слышала во сне, но вспомнить, что мне снилось, так и не смогла. Да и не особо пыталась.
… А на следующий день я выяснила, что дико боюсь лифтов. И потом ещё много лет даже на девятый этаж к друзьям ходила пешком, если у меня не было попутчиков, которые могли бы отвлекать меня во время подъёма разговорами…
Я осторожно вытащила руку из ладоней Стэнна и, отвернувшись, начала гладить громко мурлычущего зверя.
– Так вот почему я боюсь замкнутого пространства, – я не поворачивалась, спиной чувствуя внимательный взгляд мужчины. – Знаешь, я долгое время в лифтах ездить боялась. В детстве нравилось в них кататься, а потом – как отрезало. И до сих пор, собственно, их не люблю. А сейчас вспомнила, как мне было страшно в этой маленькой пещерке, где я сидела под потрескивающим камнем и молилась, чтобы он не свалился и не придавил меня. А потом мне захотелось исчезнуть оттуда, вернуться домой. И я проснулась. И напрочь забыла свой сон. Помнила только, что снилось что-то страшное, и очень не хотела туда возвращаться. Наверное, поэтому мне этот сон и перестал сниться.
– Наверное…
Стэнн положил мне руки на плечи, и от этого простого жеста у меня отчаянно забилось сердце, а по телу пробежала дрожь.
– Но сейчас ты здесь, и я очень этому рад.
– Я тоже рада, – я улыбнулась, взглянула на него через плечо, пытаясь взять себя в руки и от этого ещё больше смущаясь. – А ещё я рада тому, что мне не придётся пешком топать. Ты ведь довезёшь меня, правда?
– Конечно! Залезай!
– Милый зверь! – обратилась я к гепарду. – Ты прокатишь меня до города?
«Милый зверь» боднул меня головой так, что я покачнулась, и зевнул, показав все свои великолепные острые зубы.
Я сочла это знаком согласия и с помощью Стэнна уселась на мягкую кожаную попону, которой была покрыта спина этого необычного средства передвижения. Стэнн уселся сзади и тронул поводья.
– Мы ведь не торопимся? – спросил он. – Мурлыка может прогуляться не спеша?
– Ты так и зовёшь его Мурлыкой? – рассмеялась я. – Такой зверюга вымахал!
– Конечно, – улыбнулся давний друг. – Это же ты его так назвала. А я ничего менять уже не стал…