По следу Жезла
Шрифт:
– Не знаю, Селена, – по голосу было слышно, что Стэнн улыбается. – Фокусы времени. Может быть, дело в том, что ты спишь, а во сне многое можно, в том числе и управлять временными потоками?
– То есть, я сначала была в твоём прошлом, потому что играть с тобой сорокалетним мне было бы не интересно, а теперь оказалась в настоящем? Или даже в будущем? Ох, к этому надо привыкнуть…
Я снова проводила взглядом пролетевшего мимо крупного жука и перевела разговор:
– А что это за жуки? Что они носятся, как ненормальные?
– Это брунбики. У них брачный период,
Я рассмеялась:
– А те что, замуж не хотят? Так улепётывают…
Стэнн тоже улыбнулся:
– Ну, кто их знает. Может, и не хотят. Давай поймаем и спросим.
Но я уже забыла о жуках, увидев быстро приближающуюся городскую стену и большие Южные ворота, всегда восхищавшие меня своим великолепием.
Обернулась к Стэнну:
– Помнишь, как мы через эти ворота на речку бегали? Здорово было, да? Интересно, а наше убежище ещё цело?
– Цело, – кивнул тот. – Я иногда там бываю. Только раньше мы с тобой и с Мурлыкой втроём туда помещались, а сейчас мне одному тесно, и Мурлыке приходится рядом в воде сидеть.
– Давай сначала туда сходим, а потом уже в город поедем?
Стэнн улыбнулся и вполголоса скомандовал:
– Мурлыка, на остров.
Гепьерд сошёл с дороги и, несколькими огромными прыжками проскочив пляж, с разбегу кинулся в воду.
Я взвизгнула от неожиданности и вцепилась в поводья.
…Когда Мурлыка подрос и стал носиться по дому со скоростью всё разрушающей баллистической ракеты, леди Икэсса, мама Стэнна, начала выгонять нас из дома на улицу.
– Там крушите, что хотите, – приговаривала она. – А наш дом мне пока ещё дорог. Хотя бы как память о бабушке. Мне надоело восстанавливать стены после ваших игр.
И поэтому каждый день мы втроём уходили через Южные ворота далеко в степь или в лес и давали Мурлыке вволю побегать. Всё-таки для дикого животного даже немаленькие размеры дома Фарроасов были слишком тесны.
Ну, а стену мы, положим, проломили только один раз, это уж леди Икэсса преувеличивала. Я в тот день, на её беду, рассказала Стэнну о каратистах, которые ребром ладони кирпичи ломают, а кулаком стены прошибают. Стэнну, естественно, сразу захотелось попробовать.
Он долго примерялся, бормотал что-то, подносил кулак к стене, снова отходил… Под конец мне всё это надоело, и я заныла:
– Стэнн, пошли уже. Мурлыка гулять хочет.
– Подожди, – отмахнулся экспериментатор. – Вот сейчас стену сломаю, и мы через этот пролом сразу к задней калитке выйдем. Обходить не надо будет.
– Ну-ну, – скептически пробормотала я, а вслух заявила: – Даю тебе три минуты, а потом мы с Мурлыкой уходим через дверь,
Стэнн мрачно посмотрел на меня, размахнулся и с приглушённым воплем ударил кулаком по стене.
Та сперва прогнулась, как резиновая, потом пошла трещинами, а затем рухнула, и в появившемся отверстии я увидела испуганное лицо садовника, подрезавшего розы около калитки.
Стэнн и сам перепугался не меньше, когда увидел плоды трудов своих.
– Бежим! – сдавленно прохрипел он, и мы, ломанувшись в получившийся проём, сопровождаемые грохотом рушащихся колонн и балконов, выскочили на улицу и помчались к реке, к нашему тайному убежищу, устроенному на небольшом островке среди камышей.
Там, с трудом отдышавшись, я сначала покрутила пальцем у виска, демонстрируя свою порядочность:
– Ты совсем того, да? А если бы дом рухнул?
А потом, не выдержав, восхищённо продолжила:
– А как это тебе удалось? Стена же толстенная, не меньше метра.
И тут же забеспокоилась:
– Рука-то как? Сильно болит? Ушиб ведь, наверное?
Новоявленный каратист молча гладил левой рукой лежащего у его ног Мурлыку.
– Стэнн, ты чего? Болит, да?
Я перелезла через гепьерда и хотела взять друга за руку, но он отшатнулся и сквозь зубы прошипел:
– Не трогай.
И тут я увидела, во что превратилась его рука после фокуса с прошибанием стены.
– Стэнн! Ты же руку сломал! Смотри, она опухла и посинела! Какого чёрта ты сюда забрался? К лекарю бежать надо было.
У Стэнна дрогнули губы, но он ничего не сказал. И это напугало меня ещё больше.
– Стэнн, вставай. Пойдём к лекарю. Ну, пожалуйста!
Я уже чуть не плакала, и, наверное, именно это и помогло ему справиться с болью. Он терпеть не мог, когда я, по его словам, «распускала нюни, как последняя девчонка». Хотя, собственно, я ведь ею и была.
Морщась и изредка постанывая сквозь крепко сжатые зубы, он встал и медленно начал выбираться из камышей. Я плелась за ним, изо всей силы стараясь не расхлюпаться. Мурлыка встревожено поглядывал на нас, не понимая, что случилось, и, как всегда в таких случаях, держался рядом со мной: то ли пытался уберечь меня от неясной опасности, то ли, наоборот, сам нуждался в моей защите.
А на берегу нас ждали лорд Джэффас и Главный Королевский лекарь лорд Мэррас, брат леди Икэссы.