По следу Жезла
Шрифт:
… Мы нашли этого крохотного, ещё слепого, котёнка, когда гуляли по лесу. Он лежал под корнями упавшего дерева и плакал, как маленький ребёнок.
– Смотри, какая кроха! – я кинулась было к нему, но Стэнн схватил меня за руку:
– Подожди!
И внимательно огляделся по сторонам:
– Вдруг тут мать поблизости. Пошли-ка лучше отсюда.
– Стэнн, он даже не в норе! Если бы мать была рядом, она бы давно прибежала. Что-то случилось.
Жалобный плач котёнка перемежался горькими всхлипываниями.
Парень снова оглянулся.
– Да. Наверное, ты права.
Мы подошли к малышу. Я взяла его на руки:
– Стэнн! Он худой, как велосипед! У него все косточки прощупываются! Его надо срочно накормить, не то он умрёт от голода!
Будто в подтверждение моих слов котёнок, нашарив мой палец, начал его сосать. Но сил у него не было даже на это простое действие и, сделав пару сосательных движений, он тихонечко заскулил, жалуясь на судьбу.
Сердце у меня заныло:
– Стэнн, бежим скорее! Его спасать надо!
– Бежим!
И мы со всех ног кинулись на полянку, на которой оставили чудо техники, созданное Стэнном по моим чертежам и описаниям – велосипед. До моего появления такого транспорта в этом мире не было. Ну, а чтобы мы могли ездить на нём вдвоём, юный умелец его сразу и модифицировал, удлинив раму и сделав двойное седло.
Вскочив на велосипед, Стэнн побил все рекорды скорости. Мне иногда казалось, что колёса отрываются от земли и летят над тропинкой. Хотя, кто его знает, может, так оно и было. Стэнн уже тогда неплохо колдовал. Врождённый талант, как однажды выразился про его способности друг семьи, ректор Высшей Школы магии и колдовства Атулис Гусоас.
Дома первым делом мы накормили малыша молоком. Лакать он ещё не умел, поэтому сначала, пока Стэнн шарил по кухонным ящикам в поисках какого-нибудь приспособления для кормления, я макала палец в молоко и давала котёнку его облизать. Потом Стэнн нашёл пипетку, и дело пошло веселее. Вскоре маленький обжорка перестал чавкать и упал на спинку, кверху тугим, как барабан, пузиком. Я пощекотала его животик, почесала за ушком, и он, довольный жизнью, вдруг громко замурлыкал, будто моторчик включили.
Я рассмеялась:
– Ах ты, мурлыка!
– Мурлыка? – переспросил новый хозяин гепьерда. – А что, давай так и назовём.
И стала наша находка Мурлыкой…
Я снова ласково погладила Мурлыку по крепкому загривку:
– Удивительно, что он меня вспомнил. Через столько-то лет.
– Он очень скучал по тебе, когда ты пропала. Ты ж для него второй мамой стала.
– Это да… – я снова погрузилась в воспоминания.
…Мурлыка рос очень быстро. Так быстро, что уже через полгода был мне по пояс, а, встав на задние лапы и положив передние мне на плечи, запросто вылизывал мою макушку. Хотя от этого выражения любви и преданности я всегда старалась увернуться. Он давно перестал пить молоко и перешёл на мясной рацион. Впрочем, этот обжорка не брезговал
– Ты хочешь раскормить его до размеров свиньи и потом продать на мясо? – строго вопрошал он, в очередной раз делая мне выговор. – Это – дикий зверь. Он должен быть сильным, гибким и выносливым. А ты его балуешь.
– Ну, какой же он дикий? – жалобно ныла я. – Он живёт в твоём доме, ты его кормишь. Кличка у него смешная. Вполне домашнее животное.
– Жизнь длинная, мало ли как повернётся, – туманно объяснял Стэнн и грозил Мурлыке пальцем: – Ты опять к мамке подлизываешься? Знаешь, что она тебе отказать не может!
Мурлыка, обиженно мявкнув, уходил спать на свою лежанку, а я обзывала друга тираном и деспотом, впрочем, в глубине души виновато понимая, что в данном случае прав он, а не я.
Когда Мурлыка достаточно окреп, Стэнн решил, что из него получится великолепное средство передвижения – намного быстрее велосипеда, и педали крутить не надо. Обычная сбруя, которой пользовались, седлая местную разновидность лошади, для гепьерда не подходила, поэтому юный изобретатель разработал свою упряжь, держащуюся на Мурлыке, по-моему, только с помощью колдовства, но зато совершенно ему не мешающую и при этом позволяющую всаднику уверенно сидеть на гибкой спине широко скачущего зверя. И с той поры велосипед был забыт навеки. Сперва он валялся в углу комнаты, а потом Стэнн подарил его своему младшему брату, и Айтуба, благодаря этому, наконец-то смог подружиться с соседской девочкой, на которую давно поглядывал, не решаясь подойти. Но с таким чудом техники задача решилась вмиг: «Хочешь, прокачу?» – и девочка уже с визгом цепляется за его плечи, чтобы не упасть при быстром спуске с горы, а потом хвастается всем подружкам, какой замечательный у неё друг появился. Правда, после мы не раз подкалывали Айтубу, что, пожалуй, не надо было ему катать Кэйлис. Очень уж занудной и правильной оказалась эта девчонка. И даже нам со Стэнном не раз попадало от неё за наше, как она говорила, «ребячество», несмотря на то что мы были старше неё на несколько лет.
– Стэнн, а ребята как поживают? Айтуба, Кэйлис?
– О! Они ведь поженились, в конце концов. Айтуба лекарем стал. Травником. А Кэйлис так хорошо Высшую Школу закончила, что её там же и преподавать оставили. Историю магии и культурологические основы колдовства. По-моему, муть жуткая, а ей нравится.
– Она всегда любила поумничать, – улыбнулась я. – А ты сам как? Тоже женился?
– Я? – Стэнн помолчал, потом нехотя продолжил. – Нет. Так и не встретил девушку, с которой было бы так же хорошо, как с тобой. А ты?
– А я попыталась… Прожили совсем немного, а потом муж умер. Точнее, погиб. Гонял на мотоцикле и не вписался в поворот.
– Прости…
– Да ничего.
Мы помолчали. Я оглядывала окрестности, наслаждаясь дурманящими запахами трав и цветов, слушая жужжание пчёл и больших тёмно-коричневых жуков, со скоростью реактивного самолёта и с таким же гудением носящимися от дерева к дереву.
– Слушай, ты сказал, что у вас сорок лет прошло. А в нашем мире – только пятнадцать. Как это может быть? Мы же, вроде, с тобой одногодками были, а теперь ты меня намного старше.