По старой дороге далеко не уйдёшь
Шрифт:
Иван поднял голову, и его глаза остановились на профессоре.
— В том, что я не пошел в партийное бюро, виноваты вы, товарищ Прутиков… — Решение принято, брошен вызов секретарю партийной организации.
Круглая голова Прутикова, склоненная к плечу, вскинулась.
— Вы думаете, что говорите?..
— Думаю, — твердо сказал Иван.
Прутиков поежился.
— Тогда в чем же я виноват? — Он в самом деле не понимал, в чем его можно обвинить. — Смешно… — через силу улыбнулся он.
Руднева с сочувствием смотрела
— Помните, — обратился он к Прутикову, — вы меня учили выполнять распоряжения Кочкарева, даже когда они неправильные, а потом уж обжаловать? Учили жить с ним в мире, не поднимать из-за пустяков шума, не надоедать вам. Я так и сделал, а теперь вы же обвиняете меня в том, чему сами учили.
— Все равно вы могли бы прийти, ничего страшного не случилось бы. Я не зверь, слава богу, не кусаюсь, разобрались бы, — снисходительно сказал Прутиков. Ему было приятно, что слова, когда-то сказанные им Буданову, не пролетели мимо.
Иван критически посмотрел на него.
— А что мешает разобраться теперь?
Действительно, ничто не мешало, и этот неожиданный вопрос смутил всех.
— Что вы его слушаете? — вдруг загремел, вскакивая, Кочкарев. Он видел, что Буданов опять выходит победителем. — Речь идет о том, чтоб быстро изготовить детали. Я даю еще два дня. Если не сделает, он мне больше не нужен, берите его, куда хотите. Я не мальчик, с меня хватит! — Побагровев, он сел.
Брови Рудневой сдвинулись.
— Буданов вам не холоп, и вы ему не князь! — не выдержала она. — Вас не устраивает его личность, а говорите — работник. Я, например, верю Буданову.
Прутиков совсем растерялся.
— Значит, то, что требует Кочкарев, невыполнимо? — неуверенно спросил он.
— В существующих условиях невозможно, — подтвердил Иван.
Надо было принять какое-то решение.
Голубев с надеждой смотрел на Прутикова, он никак не думал, что дело обернется таким образом. Кочкарев сидел с оскорбленным видом. Руднева хотела справедливости, сидела, гордо подняв голову, готовая драться до конца. Она чувствовала молчаливую поддержку Уверова.
— Я ничего не понимаю в производстве, — откровенно признался Прутиков. — Но, думаю, мы разберемся… Разберемся на партийной группе рабочих. Вы можете идти, — сказал он Буданову.
В мастерской к Ивану подлетели Ремизов и Куницын. Иван видел: не из простого любопытства. Они тревожились за него.
— Да ничего страшного! — отмахнулся он. — Кочкарев написал еще одну докладную, что медленно работаю, порчу материал.
— Что же дальше? — спросил Ремизов.
— Будут обсуждать на партийной группе.
— А нас пригласят?
— Не знаю… вряд ли…
Ремизов, волнуясь, передвинул кепку козырьком назад.
— А я все равно приду!
— Тебя не пустят, ты беспартийный, — вмешался Куницын.
— Но я комсомолец.
—
К нему то и дело подходили механики. Но он весь ушел в себя, до конца дня не произнес ни слова. Теперь, когда решено, что его будут обсуждать на партийной группе, он думал о справке, принесенной Кочкаревым: «Сорок пять минут… Существует ли такая норма или Кочкарев выдумал ее из головы? Не может быть! Скорее всего, существует. Во всяком случае, надо выяснить, как там работают».
В тот же день после смены он поехал в мастерскую смежного института. Она находилась недалеко. Сойдя с автобуса, увидел небольшой кирпичный дом и прочитал на нем нужную вывеску. Вход был со двора, он открыл дверь и сразу попал в мастерскую. На крайнем верстаке работал коренастый парень. Иван подошел к нему и, поздоровавшись, спросил о приборах.
— Как же, изготовляем, — охотно отозвался парень.
— Вручную? — спросил Иван, это его интересовало больше всего.
— Зачем вручную? — удивился парень. — Штампуем, гнем на приспособлении, сверлим по кондуктору.
Иван осведомился, какая норма для той детали, которую он делал.
— Сорок пять минут, — ответил парень. — А ты что интересуешься?
— Мы тоже изготовляем…
— А-а, значит, это ваш заведующий к нам приходил. — Он поднял над собой руку: — Вот какой высокий! Я раскусил его сразу: в слесарном деле не смыслит, а гонору хоть отбавляй. Прямо надоел. Вначале спрашивал, где и что в чертежах показано, потом интересовался нормами.
Буданов был рад, что о Кочкареве сложилось правильное мнение, но сейчас его интересовало другое: он хотел позаимствовать штамп и приспособление, — и попросил парня, чтоб тот одолжил их ему на один день.
— Что ж, приборы мы закончили, бери, — разрешил тот. — Сделаешь — принесешь обратно. А что же не изготовили сами? — полюбопытствовал он.
Буданов рассказал всю историю, затеянную Кочкаревым.
— Скажи, какая сволочь! — возмутился парень. — Что же теперь?
— Обсуждать меня хотят на рабочей группе.
— Ну, разберутся… А то переходи к нам! Заработок-то у тебя какой?
Иван сказал, какой у него оклад.
— Э, милый мой! Охота трепать нервы? У нас в два раза больше заработаешь. Переходи — спасибо скажешь.
— Благодарю, — улыбнулся Иван. — Но пока поработаю там, дальше видно будет.
— Как хочешь… Твое дело. Надумаешь — приходи. А насчет справки, если нужно, напишем, как и что производим, пусть заведующий твой глазами похлопает.
— Теперь и так поймут, — Иван осмотрелся. — А у вас неплохое производство, — заметил он. — Как налаживали?
— Очень просто, — ответил парень. — Было бы желание, а сделать и организовать можно что угодно.
— Конечно, — согласился Иван. Он забрал штамп и приспособление, пожал парню руку и вышел.