По старой дороге далеко не уйдёшь
Шрифт:
Вернулась домой, плюхнулась на диван и плакала навзрыд. Вскоре пришел Борис. Стал уверять и клясться, что к жене не вернется, возьмет развод. Лежала неподвижная, словно не слышала его. Потом встала, велела, чтоб он шел к жене и детям, а ее забыл. Он не хотел слушать. Оделась, ушла к тете Поле, ночевала у нее несколько ночей, на работе встреч с Борисом избегала. Он постепенно остыл, образумился.
Снова осталась одна. Тетя Поля не советовала выходить замуж: «Зачем, голубушка? Матерью все равно не будешь, а так — какая надобность быть в женах-то? Стирать да готовить. Какой еще попадется муж, другой замучает
И без тети Поли думала: на самом деле, зачем выходить замуж, коль то, что говорил врач, подтверждалось? А ребенка хотелось, И когда снова после долгой разлуки встретила Ивана, искренне обрадовалась ему. Будто вернулось то время, когда встречалась с ним девчонкой. Тогда вообще еще не думала выходить замуж и, вероятно, не вышла б так скоро, если б не подвернулся Страхов. «Натка, — говорил он, — мы созданы друг для друга и для искусства. Ты тоже будешь артисткой. Твоя красота, фигура, голос… С твоими данными быть тебе звездой экрана. Выходи за меня замуж. Чего барахтаться в грязи завода?»
Поверила. Поняла, что ошиблась, только потом, когда все уже было потеряно. Хотя было какое-то просветление в тот, последний вечер, когда с работы прикатил Иван… Тогда он особенно понравился ей. И кто знает, если б он так внезапно не ушел, не оставил их вдвоем со Страховым, может быть, все было бы по-другому.
Когда встретила Ивана снова, увидела, что он все такой же искренний, непосредственный. И у нее появилось желание сблизиться с ним, молить бога о ребенке. Если бы их встречи возобновились, вышла бы за него замуж. Все переменилось бы. Была какая-то надежда. Ходила к врачам, советовалась, лечилась.
Как-то представила себя с большим животом. Вообразила родильный дом, будто наяву услышала детский крик. Видела маленькое личико, тельце, завернутое в пеленки, мысленно прижимала малыша к груди. Как прижимала куклу, когда была девочкой, — куклу с алым ротиком, с закрывающимися голубыми глазками. Качала ее, пела колыбельные песенки. Засыпала вместе с нею в кроватке. Лучше этой Катьки никого не было. Теперь хотелось не воображать себя мамой, а быть ею.
Видела, что Иван задумчив. С тревогой думала о решительном разговоре. А когда этот момент наступил, сама все испортила. Обидно было, что Иван столько времени пропадал, а она надеялась, ждала его каждый вечер. Иван ушел. Почему не поговорила с ним начистоту, не открылась во всем?
Она почувствовала озноб. Укрылась с головой одеялом, закрыла глаза. Согрелась, успокоилась и незаметно уснула. И увидела себя в лесу. Шла с корзиной за грибами. Вначале лес был веселый. Цветущие кустарники, молодые березки, елочки, осинки. На буграх краснобокая брусника. Наташа срывала спелые ягоды, глотала их. Потом лес стал крупнее, попадались грибы, и чем дальше она шла, тем больше их становилось. Но это были поганки, с пластинчатой черной изнанкой. Она срывала и далеко отбрасывала их. И вдруг на небольшой полянке, под молодым дубом, увидела огромный белый гриб с толстенным корнем. Обрадованная, достала нож и срезала гриб под корень. Но внутри оказались черви, они кишмя кишели, облепили ее руки, лезли под рукава, за пазуху.
«Мама!» — закричала она в ужасе. Из-за кустов появилась мать в цветастом сарафанчике, бледная, худая. «За
«Господи, что же это такое?» — подумала она. В комнате горел свет. Часы показывали четыре утра. Она встала, выкурила сигарету. Прошлась по комнате, разделась, разобрала постель и снова легла. Ворочалась с боку на бок, уже не могла уснуть. Часов в семь кто-то позвонил в дверь. Она накинула на себя халат, открыла. В комнату ввалилась тетя Поля:
— Сегодня воскресенье, собралась в церковь, забежала на минутку.
— Проходи, тетя Поля! — обрадовалась ей Наташа.
Та села на стул. В черном платочке, постаревшая, с обвислыми щеками — от былой молодости не осталось и следа.
— Мне сегодня приснился странный сон, — и Наташа стала рассказывать, что ей виделось.
Тетя Поля слушала внимательно, покачивала головой, крестилась. С тех пор как ее перестали интересовать мужчины, она ударилась в религию. Каждое воскресенье ходила в церковь, замаливала грехи. Там у нее были свои подружки, такие же богомолки, как она. Когда Наташа кончила рассказывать, тетя Поля задвигала беззубым ртом:
— Мать помину ждет, царство ей небесное. Сходи в церковь, поставь свечку, отслужи молебен. Отец твой был безбожник, но и его помяни.
— Тетя Поля, я же не верю в бога, как же так идти? — попыталась возразить Наташа.
— Вот и плохо… Сон-то к чему-нибудь приснился. А эти черви, думаешь, что? Это, голубушка, думы твои, они загрызут тебя. Вот бог и увидел и послал на помощь мать, чтоб образумить тебя. Собирайся, пойдем вместе со мной. Помолишься — полегчает.
А Наташа действительно чувствовала себя и виноватой, и грешной. Не знала, за что ухватиться, а тетя Поля подсказывала ей — за бога. В другой раз она не пошла бы в церковь, где и была-то всего один раз девочкой вместе с мамой.
— Ну что ж, тетя Поля, пойдем, все равно делать нечего.
Она оделась, по привычке подкрасила губы, припудрилась.
В церкви, к ее удивлению, было много народу, правда, в основном старики и старухи. И все задумчивые, с просительными лицами, обращенными к возвышающемуся над алтарем иконостасу. Красавец поп, облаченный в ризу, шагал по алтарю, выходил на амвон. То читал, то пел. Но что он читал и пел, она плохо понимала. Только отчетливо слышала звонкие голоса певчих: «Господу помолимся…» И Наташа вдруг поймала себя на том, что тихонько шепчет: «Господи, прости меня, грешную, помоги мне, грешной…»
Они вышли из церкви. На улице кипела жизнь. Прохожие с сумками, свертками, чемоданами спешили куда-то, обгоняя друг друга. Простившись с тетей Полей, Наташа влилась в этот поток, просветленная, ждущая чего-то радостного. Зашла в магазин, купила поесть. На лестничной клетке, около двери своей квартиры, увидела мужскую фигуру. Знакомое лицо. «Боже мой, Страхов! — ахнула она. — Откуда, с того света, что ли?» — и шагнула вперед.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ