По своему обычаю(Формы жизни русского народа)
Шрифт:
После поселенцев в бродячем люде является более всего дезертиров и рекрутов; они здесь скрываются под именем «непомнящих родства». Все они стремятся обойти службу и выйти, по крайней мере «на вольное поселение», но поступают в общий ссыльный водоворот и проводят жизнь только бродягами и каторжниками.
Если мы окинем взглядом большую сибирскую дорогу от большого нерчинского завода до границы пермской губернии, то увидим целые массы народа, снующиеся по ней группами в 10, 20, а иногда и 40 человек. Растянувшись по дороге, они то обгоняют друг друга, то отстают, то группируются на мельницах, на заимках, на пашенных избушках, то разбиваются и парами расходятся по деревням, лежащим близ тракта. Это — сибирские бродяги. Они идут большим трактом, как кратчайшим путем, идут и проселками по правую и левую сторону дороги, заворачивают в сторону, кружатся по деревням и снова выходят на большую дорогу. Некоторые пробираются тайгой, где прямее, — некоторые плывут реками; но у всех у них, несмотря на запутанность пути, одно направление; они все стремятся достичь иркутской губернии, по преимуществу Забайкалья. Поток их направляется
Сибирское бродяжество заключает в себе все элементы отдельной корпорации. Одинаковые условия жизни, одинаковые интересы, одинаковые цели и судьба создали из бродяг довольно солидарную массу, которая имеет общественную силу и свое общественное мнение. Сходство обстановки породило одинаковые нравы и воззрения, правила и законы.
Наконец, внутренняя жизнь корпорации потребовала и известных гарантий безопасности и своего уголовного кодекса. Жизненный опыт, выработанный бродяжескими поколениями, дал свои правила и доктрины, которым невольно подчиняется всякий выступивший на бродяжескую дорогу. Там, где представляется случай, бродяги всегда соединяются в одно общество: это особенно легко заметить в остроге; здесь бродяги не смешиваются с остальными арестантами, живут своей средой, имеют свою особенную администрацию, т. е. старосту и писаря, свои сходки, свою кассу и майдан. Во время бродяжества они также, при первой возможности, стараются соединиться в отдельную общину.
Каждый член корпорации не должен нарушать интересов своей среды; он обязан защищать своего собрата. Он не должен выдавать начальству, что знает о своих собратьях, и не показывать на них. Показания бродяг на крестьян, у которых они имели приют, также не одобряются. Вообще требуется строгое сохранение тайн корпорации. Нарушение этих основных законов бродяжеской корпорации считается изменой и жестоко наказывается. Точно также бродяги преследуют воровство у своих, битье, увечье, отбивание насильно бродяжеских жен и любовниц, особенно же карают за убийство своего брата: за последнее преступление иногда даже определяют смертную казнь.
Бродяжеская корпорация, как всякая корпорация, выработала свои типы и идеалы. Всякий бродяга в душе желает достигнуть бродяжеского идеала, героя. Отличительные признаки такого героя — неустрашимость в опасностях, смелость в похождениях, хитрость для того, чтобы провести преследователей; он должен быть отличный вор; деньги у него не должны переводиться; он должен кутить и вести ожесточенную борьбу с властями. Жизнь бродяг, полная авантюризма, опасности и борьбы, выдвигает энергичные и сильные натуры. Каждый бродяга, можно сказать, до известной степени герой, перенесший десятки опасностей, десятки раз выходивший победоносно из борьбы. Поэтому в острожном мире между бродягами заметна гордость, и они считают себя выше и опытнее остального мелкоплавающего арестантства.
Бродяжество везде и во всем имеет свои особые убеждения; на все оно смотрит со своей особой, оригинальной точки зрения. С этой же точки оно взирает на любовь, или, как называют ее сами бродяги, на «бродяжеский брак». Бродяжеский роман разыгрывается как во время странствий, так равно и в стенах острога; семейная жизнь течет на полях, испытывая все превратности и мытарства бродяжества.
Бродяга, как человек одинокий, особенно склонен к любви и расположен ко всякой интриге. Бродяги любят увлекать любезных с собой в бродяжество; в сибирской семье всегда много недовольных, которые готовы уйти с кем угодно и куда угодно, лишь бы только уйти. Жизнь женщины в крестьянской семье, по большей части, непривлекательна: муж — деспот, часто пьяница; свекры и свекрови заедают жизнь; постоянные побои, постоянная брань, тяжелый труд — вот ее всегдашняя обстановка. Редкий муж в Сибири не бьет свою жену; при пьянстве мужей главный труд и поддержание семьи иногда ложится на женщину; разврат в деревнях также очень развит; в этом разврате, конечно, более власти и свободы выпадает на долю мужчины; каков бы ни был муж, жена обязана его любить, но если женщина дозволит себе свободные отношения, ее ожидают жестокие испытания. При такой стеснительной обстановке понятно желание крестьянки бежать из семьи. А тут для подмоги является удалой парень-бродяга, смазливый собой, любезный и ласковый, с деньгами, добытыми на большой дороге; он увивается за женщиной, увлекает ее; она бросает грубого мужа и семью и идет за удалым молодцом в бродяжество. Бывает, что женщина, вскоре обманутая бродягой, снова является к мужу и к семье, но часто поток бродяжества совершенно поглощает ее, и она исчезает навсегда, сживаясь совершенно с бегло-арестантской средой. Часто связь крестьянки с бродягой бывает очень прочна и не разрывается, несмотря ни на какое наказание, к которому присуждается ее милый: бродяжество их снова соединяет. Мне указывали на одну женщину, сибирскую крестьянку, которая пошла за бродягой, попала с ним в острог и судилась. Ее отправили к мужу, а бродягу на заводы. Скоро он бежал, явился снова к любовнице, и они опять отправились бродяжить и снова были пойманы. Четыре раза жена отсылалась к мужу, а бродяга на заводы, и все-таки он снова приходил за ней и уводил ее.
Любовь бродяг продолжается и в остроге, когда они попадаются с женщинами. Здесь же часто начинается и новая любовь, финал которой должен
Насколько платонична любовь бродяги в остроге, настолько же она разнузданна в бродяжестве и иногда доходит даже до зверства: часто совершаются бродягами самые наглые и дерзкие покушения на женщин и их умыкания; на крестьянок бродяги иногда нападают на пашнях и, угрожая ножом, заставляют идти с собой; иногда женщина делается жертвой нескольких человек; иногда, опасаясь с ее стороны доноса, после насилования ее убивают.
Расскажу один случай. Бродяга Абрамов шел с молодым товарищем по енисейской губернии. Придя в одну деревню, они узнали, что перед их приходом исчезла женщина с пашни; ждали заседателя и приготовлялись к облаве. Крестьяне посоветовали Абрамову с товарищем лучше убираться и указали путь за болотами, где они могли во время тревоги скрыться. Бродяги пошли. Пройдя верст 12, они услышали стон в кустах. Молодой бродяга пошел в лес, и скоро выбежал оттуда бледный и дрожащий: там он увидел голую женщину, повешенную за косы на дерево; все ее тело было искусано комарами и оводами; она распухла; на гуммах была пена; она была без чувств, но еще жива. Бродяги сняли ее с дерева, привели в чувство и снесли в одну избушку на дороге, а сами дали знать в деревню. Женщина рассказала, что ее увел бродяга с пашни, под угрозой убить: она поневоле пошла за ним. Когда же прошли несколько верст, с ними встретился другой бродяга, знакомый первому. Пришелец также начал волочиться за бабой, которая стала сопротивляться. Первый бродяга горько выговаривает товарищу: «Разве я не товарищ тебе? Будем с бабой жить оба!», отвечал второй: «Коли она не хочет с тобой жить…», возразил первый: «А если так, пусть же она никому не достанется: повесим ее». Недолго раздумывал первый: видно, привязанность к товарищу была велика; несчастную женщину раздели донага, привязали за косы и повесили.
Насилия против женщин ожесточают крестьян, и они расправляются с пойманными бродягами самым жестоким образом. В одной деревне в томской губернии за насилие над бабами на пашнях крестьяне убили на одной неделе семь человек бродяг.
Как ни привыкает бродяга к вечному шатанию, он все-таки ощущает потребность в пристанище. Ему хочется приостановиться, хоть на время отдохнуть, пожить оседло, обществом, и забыть свою собачью, полевую жизнь. Хотя у бродяги и нет такого юридически признанного убежища, но он сам его создал в остроге: это его гавань, куда он пристает для отдыха от бродяжеских треволнений; это — альфа и омега его жизни; отсюда он уходит, здесь же и завершается его странствие. Застигнутый зимой или горькой нуждой, он идет в острог и только здесь находит немного отдыха и спокойствия. Бродяга называет острог «родительским домом», потому что у него нет другого дома и крова. Приходя сюда, он попадает в среду таких же бродяг; здесь он — равноправный господин, а не парий; здесь он устанавливает свои обычаи, правила, нравы, держится своих привычек и наклонностей, живет, как вздумается. Здесь он перебывает 10, 20 раз в свою жизнь во время бегов, проведет полжизни в его стенах и дальше их все-таки не выберется, как ни бьется. Острог, таким образом, делается его отечеством, а он вечным гражданином его.
Сибирские остроги имеют именно такое значение для бродяги. Они знакомы ему во всех подробностях, со всеми мелочами и особенностями быта. Бродяги всегда знают положение острогов, изменения в управлении и порядках их и живо этим интересуются. Входя в остроги, они находят здесь многочисленное общество из своей корпорации, встречают своих знакомых и друзей по бродяжеской жизни; многими из них они интересуются как знаменитостями и встречают здесь этих популярных героев, — гордость и цвет бродяжества. Большая часть населения в сибирских острогах — бродяги, и они составляют здесь наиболее прочный и окультивированный элемент. Они не сходятся с крестьянами и поселенцами и основали здесь свою общину и администрацию. В острогах всегда встречаются две общины, — одна крестьянская, а другая бродяжеская.
Кроме одинаковых стремлений избавиться от наказания и вести праздную жизнь, исторический союз бродяжества связывался и другим более нежным чувством: их связывала любовь к далекой, отвергнувшей их матери-России, — чувство одинаковой тоски и одинакового горя. Русский человек глубоко привязан к своей родине и тяжела ему вечная ссылка — так тяжела, что иногда он свою арестантскую среду предпочитал свободной жизни на поселении среди свободных людей на чужой стороне. Знали мы одного арестанта из бродяг, человека еще молодого, лет двадцати. После побега он как-то извернулся, и ему вышло решение выслать его на поселение. Такое решение было очень благоприятно, так как бродяг обыкновенно ссылают на заводы года на четыре. «Вот ты, Александр, и на поселенье выйдешь, слава богу! Остепенись, поживи в деревне, женись: ты еще парень молодой! Чего в бродяжестве-то ходить: кроме плетей ничего не выходишь!» — раз говорили мы ему. «Надо бы, надо бы, — подтверждал он, — да боюсь-с… не удержусь-с» — вдруг заметил он в раздумье. «Это как?» — спросили с изумлением мы. «Скучно без своих. Что ж она мне, эта енисейская губерния! Поживу год, два, а потом опять… Знаете, кто „острожного хлеба поел, того так к нему и тянет“. Такая уж наша судьба!» — ответил он, приведя известную поговорку бродяг. Действительно, этот молодой бродяга был настоящий жилец острога: он был тюремный игрок, фланер, он ни к чему не был приучен, работать не умел и чувствовал только привязанность к товарищам по острогу. Что ему было делать в сибирской глухой деревне, где его мог ожидать только тяжелый труд, кабала и тоска по родине.