По своим следам
Шрифт:
— Да ладно!
— Гм. И тогда и сейчас есть масса серьезных людей считающих что атомное оружие не должно быть монополией.
— А вторая мировая?
— Не выдумывай всемогущества, тем более что Гитлер во многом стал канцлером, благодаря тому, что из Москвы немецким коммунистам запретили блокироваться с кем бы то ни было.
— А предложение в Бреттон Вуде к СССР, сделать рубль резервной валютой?
— Это да. Это была хорошая идея. Но Сталин как всегда не стал даже думать. Подозревал подвох.
— А как зарабатывали то? Революционеры, и на биржах…
— Штиглиц был финансист. Да
— То есть, организация революционной ситуации, закупка на снижении при волнениях и выход в кэш на подавлении? Не боитесь, что разведки просекут?
— Мы из этого бизнеса вышли. Продали как раз Ми-пять.
Я вспомнил, что с середины девяностых и вправду, заказ на политические волнения шел по сути к англичанам. Все, кому нужно, знали что постучавшись в неприметный особняк в Софии, в Болгарии, ты по факту обращаешься к ми-пять. А там, в зависимости от твоих финансовых возможностей, у тебя брали заказ или на демонстрации, или на волнения с погромами. Ну, или революцию. Вот прайс-лист, ознакомьтесь. Бггг…оказывается это не их изобретение.
— Кредиты Горбачеву ваша работа?
— Да, это согласованные действия финансовых элит. Впрочем, это все ты потом можешь выяснить сам.
— Даааа? И как же?
— Ты помнишь цифры, что тебе сказал Мединский?
— Ну да.
— Вот поезжай и займись. Фондовый дом «Форчайз». Активы десять миллиардов.
— Дык я же сразу красную рубаху, медведей, и Мулен Руж включая оркестр…
— Посерьезнее. Если ты понял, что я сказал, расскажи что намерен делать.
— Гм. Я ещё не решил, буду ли за это браться. Но считаю что вам обязательно нужно будет работать с долгами СССР.
— Подробнее.
— Осенью по обязательствам СССР будет дефолт. С учетом того, что они перейдут к РФ, выкупить процентов тридцать. И соглашение с правительством о благоприятных условиях обслуживания. Через десять лет — пятнадцать концов, даже если мы ниже номинала гасить будем.
— Володя мне говорил. Ты настаиваешь что путч будет?
Я подумал, налил коньяку на два пальца, и не аристократично махнул. Потом закурил и рассказал, как это будет. Кручина, как ни странно, оживился.
— Отлично! Ты меня и убьешь! Два раза помрет Николай Ефимович.
— Эээээ…
— Ну чего смотришь? Никакой я не Кручина. Очень похож. Ну, меня Горбачев в Лондоне, в восемьдесят четвертом и уговорил на подмену. Нужно все ресурсы концентрировать, с должностью ты активней действовать сможешь! Хлебнули горячего… Тот Кручина помер за месяц до этого. Ты все организуешь, как будто самоубийство. Труп тебе дадут, загримированный.
— А что же с Мединским то вы так?
— А нам хотелось посмотреть, как ты выкрутишься. Он тебя рекомендовал на должность управляющего.
— Вообще то, где то бродит стрелок…
— Не бродит, — он прямо посмотрел на меня — эта история закончена.
— Вы в курсе что я и Ольга…
— Не дай тебе бог её обидеть!
— Боюсь-боюсь.
— Слушай, я вот спросить хочу. Ты вполне нормальный парень. Что же ты все время … гарцуешь? Не можешь без подъебки?
— А вы как в этот колхоз имени Штиглица попали?
— Хех…
Водитель передал ему папку. И начал быстро собирать со стола. Остался только коньяк и два бокала.
— Ты там по посольствам бегаешь, за визами. Прекращай. Вот документы. Служебные паспорта. И швейцарские паспорта и удостоверения. На тебя и Постникова. Нужно еще на кого оформить, звони, пока я живой, сделаю. Работай. В банк, к ячейке, сам сходишь, потом нотариус тебя в курс введет. Все.
Он встал и пошел в сторону остановки. Я пронаблюдал как его сопровождает водитель, потом к ним присоединились два мужика в зимнем комуфляже, что вышли из леса. И снова почувствовал острый стыд. Когда они скрылись из виду, я налил себе еще коньяку и закурил. Минут еще через пять из лесу вышел Адмирал. И сел за столик.
— Отличная вещь! — Он пощупал кресло.
Я налил ему.
— Чего молчишь? Даже если ты поимел всего лишь этот стол и кресла — уже не зря.
— Эх, Андрюха. Что то нет радости. Кажется, вместе с этим столом нам впарили грандиозную жопу. Давай выпьем.
Глава 49
Меланхолия не отпустила меня и следующим утром. Придя на работу я сделал кофе, закурил и снова задумался. Но погрузится в мрачные глубины сознания я не успел. Подумал лишь, что слово «тоска» — настоящее русское слово. Когда американские специалисты переводили «Капитанскую Дочку» на английский, они не уставали радоваться простоте и ясности пушкинского текста. Пока не наткнулись на слово «тоска». Сноска, разъясняющая это чисто русское понятие, не имеющее в мире аналогов, заняла две страницы. В общем, не успел я предаться тоске, как пришли Серега с Натальей.
— Петров! Ты не правильно живешь! — сходу заявила Наташка.
— Вот только не надо мне завидовать!
— Ты где вчера болтался? Почему Ольга звонит и переживает?
— Я бы тоже переживал, в Щвейцарии то. Места дикие, кругом горцы… А если присмотреться то и вовсе одна преступность. Сбежавшая от закона поближе к банкам, куда складировала наворованое!
— Андрюша! Хватит заговаривать мне зубы! Я требую хеппи-энда!
— Я её не брошу. Даже не начинай. Поживешь без радостных финалов. Я в конце-концов русский мужчина! Тоска и страдания, непрерывно наносимые любимыми женщинами — наш фирменный знак!
— Вот и лети уже в Лугано. Она там совсем испереживалась, пока ты неизвестно где пропадаешь!
Вчера, после расставания с Кручиной, хотя, какой он нафиг Кручина, Адмирал отвез меня домой. Я выключил телефон, автоответчик, и завалился спать. Нужно было подумать. И лучше это делать на свежую голову. А проснувшись, сделал себе крепкий кофе, взял пачку чистых листов, карандаш и уселся за стол.
Состоявшаяся не очень продолжительная беседа, несмотря на кажущуюся незатейливость, была полна скрытых намеков, подтекстов, и заявлений. Что, впрочем, для разговора с человеком такого масштаба скорее норма. Взять хотя бы то, что на меня потратили почти два часа времени. Человек, за пять минут общения с которым, многие в Союзе готовы были отдать что угодно. А он меня угощал бутерами и наливал коньяк. Ну и в остальном…