По своим следам
Шрифт:
Пятый этаж. За окном лежат арбатские переулки, и стоит испуганная тишина. Откуда то от Белого Дома доносятся звуки музыки. Не понять, то ли новый гимн, то ли еще что. Квартира у Кручины — в обычном доме крупных чиновников. Кирпичная, одноподъездная девятиэтажка с двумя квартирами на этаже. Разве что место, выдает принадлежность жильцов к высшей номенклатуре. Плотников переулок. д.13. Рядом Арбат, МИД, Гоголевский бульвар. Специфика жильцов отражается в том, что их сейчас нет дома. Попрятались за городом. А сам Кручина убрал охрану на первом этаже. Так что мы
Час назад, в морге Сеченовской больницы, что в Марьиной Роще, нам выдали тело. Покойный одет в домашние брюки, куртку, и рубаху. На ногах растоптанные, мягкие домашние туфли. Внешне один в один с Кручиной Н.Е.
Мы аккуратно погрузили тело на мусор, которым загружен самосвал МАЗ, и не торопясь поехали. На месте осмотрелись, и принесли покойного домой.
— Ладно, давай заканчивать. — сказал Серега. Мы подняли тело в полный рост в проеме, и толкнули на улицу. И быстро, но тихо, убрались и из дома, и из переулка. Залезли в МАЗ, запаркованный недалеко от Остоженки, и поехали, закурив по сигарете.
На Зубовской площади нас остановил гаишник. Рядом с ним стояли гаишные Жигули. Напрягло то, что он один.
Я выпрыгнул из за руля и протянул ему документы, и путевку с красной полосой.
— Мусоровоз? — отмахнувшись от документов спросил гаец.
— Ну да.
— Продай водки — огорошил мент. И заметив мой озадаченный вид, почти заорал — Давай-давай. А то я не знаю, что вы приторговываете.
Мы готовились тщательно. И было очевидно, что он принимает нас именно за тех, кем нам и хотелось выглядеть. Поэтому я залез в кабину, и с задней лежанки вытащил бутылку.
— Проблемы? — спросил Серега.
— Да вроде нет.
Я подошел к гаишнику, и протянул ему бутылку «Столичной».
— Чего у тебя стряслось, капитан?
— Бля… остановил шестерку, с грозенскими номерами. А там, чуваки с автоматом. Пошел на хуй, говорят. И уехали. Выпьешь со мной? — он полез в карман.
— Подожди. — я пошел и достал стакан, а то он из горла собрался хлестать. Протянул ему. Отмахнулся от денег.
— Я по-человечески, оставь себе.
Мент махнул стакан. Заел конфеткой. Глаза у него были злые и несчастные.
— У напарника сын заболел. Он и уехал. А что я один сделаю?
— Да ладно тебе, гаи. Им еще прилетит. Не переживай.
— А если они кого гражданского?
— Ты бы уже знал — я кивнул на рацию. Он налил стакан и протянул мне.
— Не, мне еще на полигон мусор везти. Давай, наплюй. Без ментов государства нет.
— Я предам там, чтоб тебя не трогали. Ты как поедешь?
— Через Баррикадную, на Ленинградку.
— Бывай.
Сел за руль и тронулся. Ну а что, смутные времена настают.
У Беговой эстакады, мы остановились на обочине, рядом с неприметными синими жигулями-шестеркой. Опираясь задницей на багажник, стоял тот, кто еще час назад был Кручиной Н.Е. А сейчас — Герман Олегович Сатчиков. Он же Герман Сат — глава крупного Лондонского хэдж-фонда, базирующегося в Сохо.
— Ну как все прошло? — спросил он.
— Все
— Письмо оставили? — он написал письмо, где признавался в самоубийстве и трусости.
— Конечно — сказал я — во внутреннем кармане куртки.
— Гм. — сказал Серега — а я оставил на письменном столе.
— Что?! Петров, вы и вправду такие идиоты?
— А че такого? Два письма — лучше чем ни одного! Никто не усомниться. Тем более они разные. Одно короче, другое длинее. — мне было неудобно. Мог бы проверить.
Герман вздохнул. Он не знает как себя со мной вести. После того как мы показали ураганную доходность, приготовившись к московским событиям заранее, я читаю в его взгляде пристальный интерес. Хе. Он мне не поверил, и начал действовать через час после начла паники. Людвиг Грау уже считается очень авторитетным игроком, как мы не шифровались.
— Ладно. Я улетаю. Жду вас не позже чем через месяц.
— В Цюрихе?
— Нет уж. Не поленитесь в Лондон прилететь.
— До свидания, Герман Олегович.
Днем мы с Ольгой пекли пирог. В связи с ночной сменой, я потребовал выходной. И прямо с утра мы приступили. Пирог не абы какой, а из красной и белой рыбы, в смысле, решили что осетр. С яйцами. Слой красной рыбы, слой яиц, слой белой. И так три раза. Тесто на противень. Рыба сырая, мелко рубленая. Накрыть тестом. Получилось не то что вкусно, а ваще обалдеть. Тем более я такой в шортах, она в шортах вся кухня в муке… пол-дня провозились.
Наш быт вполне устоялся. Спустя месяц после возвращения в Москву, я нанял чудесную женщину Наталью Ильиничну помощницей по хозяйству. С подачи Львовича. Но это оказалось большой удачей. И квартира и дом засверкали, а из глаз Ольги пропал опасный и голодный блеск. Потому что я был безжалостен. Едим то, что сами приготовили. Правда, через неделю после приезда допустил рестораны. И походы в гости. Поэтому у нас был всплеск светской жизни. Но с Натальей Ильиничной все устроилось наилучшим образом. Голод растаял в прошлом. Грязь и пыль исчезли. И мы решил вдумчиво ознакомиться с кулинарией. После чебуреков, которые сожрали Косичка и Адмирал, забредшие ко мне по делу, нас настиг крупный успех. Мы сделали ту самую чечевичную похлебку, из за которой срались ветхозаветные братья. И Серега с Наташей, и примкнувший к ним Лёня, единогласно решили, что ну его, это первородство, налейте еще тарелочку. Ну а что? Баранина, помидоры, лук, тыква, зелень и прочее… вкусно вышло.
Так что к пирогу мы подошли со всей серьезностью. Но, когда уже включили видик, посмотреть кинцо под еще кусочек, зазвонил телефон. Что странно, все знают, что у меня выходной.
— Здравствуйте. Андрей Владимирович?
— Да.
— Вас беспокоят из секретариата Бурбулиса Геннадия Эдуардовича.
— Гм. Чем могу быть полезен?
— Не могли бы вы выбрать время и подъехать к Геннадию Эдуардовичу? Когда вам удобно? Если сегодня, было бы просто отлично!
— Через час?
— Отлично! Мы вышлем машину.