По темной стороне
Шрифт:
И я не ходила. Долго не ходила, хотя было любопытно, а потом меня достал Делмар, я плюнула на запреты, ворвалась в святая святых и все. Не было Раяру теперь от меня спасения.
— Это не значит, что я должен привязываться ко всем без разбора, — огрызнулся он, брезгливо, двумя пальцами держа перед собой книгу, которую я совсем недавно уронила ему на стол. Называлась она «Любовь для хейзара», и я искренне считала, что моему кошмару необходимо с ней ознакомиться. Я знать не знала, кто написал этот шедевр, но Раяру не лишним было бы его зачесть. Может, хоть после этой книги до него дойдет, как
Но Раяр упирался и не хотел. Особенно когда узнал, какая нежная душка этот книжный хейзар.
И теперь я усиленно пыталась убедить хищника в том, что он тоже та еще лапочка…
Если бы всего пару недель назад мне кто-то заявил, что я буду на полном серьезе заверять мой кошмар в его умилительности, я бы не поверила. Да я и сейчас не верила, но продолжала настаивать на своем… чертов Делмар, чтоб ему такую же душечку в человеческой резервации найти, очень на его брата характером похожую.
— Яна, чего ты от меня хочешь?! — наконец не выдержал хищник.
— Да разве не понятно? Взаимности!
— О какой взаимности может идти речь, если ты меня не любишь?
Что на это ответить я не знала. Ну не люблю, да, но уже ведь привязалась. Он же мне теперь как родной, я даже согласна для него радоваться. У меня ПОЛУЧАЛОСЬ для него радоваться, а он что?
«Я не милый. Отстань»
Как так можно вообще?
Возмущалась я долго, бурно и безрезультатно. И совершенно недовольная хейзаром, вернулась в свои покои, чтобы уже там от души понегодовать.
А потом переодеться, положить амулет на столик и устроиться спать.
И во сне мне чудилось, будто я совершенно не нежно и ни капельки не романтично душу свой кошмар подушкой. Он, конечно, брыкается, вырывается и душиться отказывается, но главное же не результат, главное же процесс.
А процесс прервали. Зажали рот, попытались прижать руки к телу… Признаться, я сначала не испугалась даже, решила, что это Раяр, начитавшийся любовных романов, примчался меня покорять. Но ночную тишину, разбавленную тихим, решительным сопением, прорезал истошный мочалочный визг, и я как-то сразу осознала, что мужик в комнате не один, что это не Раяр, и что моих мочалок обижают.
Нащупать под подушкой ножик удалось не сразу. Постель перестилалась, подушки кочевали с одной половины кровати на другую, и честно уворованный мной из столовой прибор слегка затерялся среди тканей.
Руку, зажимающую мне рот, пришлось кусать. Кто-то, неразборчиво ругаясь, полез на кровать, вздумав хватать меня за ноги, но после того, как получил пяткой по носу, резко передумал ко мне лезть. Всем своим новым и внезапно появившимся гардеробом клянусь, я слышала влажный хруст, с которым чей-то нос съехал набок. И так ему и надо.
Рукоять ножа я нащупала как раз в тот момент, как один из мужиков, ухватив меня за плечо, резко перевернул на спину, и обзавестись оружием я просто не успела, оно так несправедливо выскользнуло из моих пальцев.
— Мужик, я тебя запомнила, — прошипела зло, прямо в
Я просто радовалась, что свет на ночь все же не до конца выключаю и могу видеть то, что творится вокруг.
А вокруг творилось сплошное безобразие. Мочалок моих притесняли, меня пытались вытащить из кровати, а у окна, со странной штуковиной в руках, стоял местами обтатуированный и следил за происходящим.
Бося вывернулся, успешно проскочил между двумя сектантами и набросился на того, которого я запомнила.
Мужик взвыл не своим голосом, задергался, свалился на кровать рядом со мной, стараясь сорвать со своей лысой головы взбесившуюся мочалку, а я получила свободу, чем и воспользовалась. Следующий сектант, полезший ко мне с протянутыми руками, получил неловкий, но удачный удар столовым ножом в плечо, взвыл от боли и отшатнулся. Следующим пострадал тот, которому от меня уже досталось пяткой в нос. Ухватив меня за ногу, он чуть не лишился руки. Кисть, по крайней мере, я ему взрезала знатно.
И все бы хорошо, наши, кажется, побеждали, но лысых было семь человек, а я одна.
Бося тоненько взвизгнул. Жалобно так, совсем не воинственно.
А этот хмырь, рожу которому моя мочалка основательно исполосовала, с гадкой ухмылкой отшвырнул обмякшее мохнатое тельце в сторону. Хмырь сжимал в руках тонкий костяной клинок, чем-то очень похожий на тот, которым себя убила жрица светлых, только этот был весь какой-то черный, будто обожженный.
Не сразу до меня дошло, что обожженный он из-за Босеньки, который сейчас валялся на полу и тоненько тренькал.
— Госпожа будет довольна, — оскалился урод со свернутым носом, — сильное тело.
Лучше б он молчал.
С кровати я свалилась, больно ударившись спиной, страшно извернулась, расслышав злорадный хруст суставов, и одним невероятным броском добралась до столика, на котором оставила амулет.
Если кто-то из сектантов и догадался о цели моих акробатических трюков, то помешать уже не успел.
Амулет был зажат в моей руке.
Я не спрашивала у Делмара, почувствует ли мои эмоции тот, кого я позову, будет ли он знать, что произошло и сейчас очень боялась, что Раяр просто отмахнется от меня.
Не отмахнулся. И, судя по всему, амулет все же передавал эмоции, иначе как объяснить столь эпичное появление моего кошмара.
Тьма взорвалась прямо в центре комнаты, разметала свои нити, вспенилась и выпустила на свет, мне на радость и лысым на скорое умерщвление, злого, сверкающего глазами хищника.
Он был уже в знакомой мне пижаме и босиком, и волосы опять были растрепаны, вот только меня это сегодня вообще не умиляло.
Раяр не стал удивляться, не начал задавать вопросы, даже на меня не посмотрел. Первым делом он бросился на недотатуированного сектанта, вырвал из его рук странное приспособление — слишком грубо и резко, отчего внутри тонкостенной коробочки что-то хрустнуло — бросил его на пол, отчего оно разлетелось по всей комнате деревянными панелями и стеклянными трубочками, разбрызгивая вокруг себя шипящую и пенящуюся при соприкосновении с тьмой жидкость.