По темной стороне

Огинская Купава

Сектант не успел среагировать, он даже ничего не понял, когда крепкие черные пальцы сжались на его горле. Тьма, казалось, хлынула прямо из-под ногтей хейзара, поднялась по шее, огладила подбородок и влилась в открытый рот, заползла в нос и в распахнутые от ужаса глаза.

Я зажмурилась и не видела, как вздулись и потемнели вены на лысой голове, как глаза затопила чернота, а из носа потекла темная кровь. Только слышала с каким тяжелым, страшным звуком тело упало на ковер.

Дальше настал черед сектанта со свернутым носом.

Раяр не спешил,

он был в бешенстве и отрывался по полной. Ловил одного, пожирал, судя по всему, совершенно негуманным образом, его душу, бросал, переходил к следующему.

Кажется, кто-то пытался сбежать, но дверь была заперта намертво.

А Раяр все никак не успокаивался. Из семерых в живых осталось только трое… двое, когда я отмерла, попыталась подняться, но вляпалась рукой в лужу той странной жидкости, расцарапала ладонь осколком, выругалась и все же встала.

Я встала, а тело второго уже лежало на полу, в то время, как Раяр подбирался к последнему живому сектанту.

— Постой!

Я успела схватить его поцарапанной рукой, но даже этого не почувствовала. Жидкость была поистине странной, она словно обезболила мои царапины.

Вот только если мне эта гадость никак не вредила, то мой кошмар вздрогнул, дернулся, разрывая прикосновение, и резко обернулся ко мне. Как получилось, что в следующее мгновение я уже была прижата к стене и почти задыхалась, удерживаемая за горло, так и не поняла. Просто моргнула и вот, я уже имею реальный шанс умереть.

— Раяр, — вцепившись в запястье, попыталась оторвать от себя его руку и чуть в голос не заорала, когда под моей влажной ладонью его кожа начала краснеть и покрываться волдырями. Я его обожгла. Совсем так же, как обожгли его когда-то цепи сектантов. Освященные и заговоренные цепи адептов культа Рассах. Отдернув руку, сдавленно прошептала, мечтая, чтобы он меня уже отпустил, — прости.

Рука на горле ослабла, я съехала по стене и с радостью ощутила под ногами холодные плиты пола.

И было бы мне еще радостнее, если бы Раяр на меня не смотрел… так.

Глаза его зияли огромными черными безднами. Вобравшими в себя все золотое сияние, зрачки дрожали, дышали как живые, и каждый их вдох вытягивал что-то из моей души. Что-то теплое и очень нужно.

— Бездна и значит «без дна», — прошептала я непослушными губами, чувствуя, как замирает кровь в жилах. Раяр удивленно моргнул, зрачки чуть уменьшились, позволив мне увидеть тонкую, такую ненадежную золотую нить его радужки, — только сейчас… дошло.

Последний оставшийся в живых сектант истерично дергал ручку двери, Дося курлыкала над Босей, а я не могла ни дышать, ни шевелиться. Только стоять и смотреть.

Пальцы на шее дрогнули, погладили, и хищник жутким, пробирающим до костей голосом так ненавязчиво поинтересовался:

— Зачем тебе живой адепт?

— А ты не хочешь узнать, как они в замок попали?

— Защита ослаблена, — передернул плечами мой кошмар, который после такого представления вполне может мне в каком-нибудь кошмаре присниться, — у них есть хеликер, и, видимо, была

капля твоей крови. Это их и провело.

— Зря оставили кинжал на поляне, да, — поморщилась я, невольно косясь на останки хеликера, заполненного под завязочку какой-то местной освященной водой.

— Это все, что ты хотела у него спросить? — поинтересовался Раяр, и тон у него был такой, что даже окажись у меня какие-то вопросы, я бы все равно их не озвучила.

— Ага. П-приятного аппетита.

Пока мой… не, пока всеобщий, кошмар разбирался с последним сектантом, я доковыляла до мочалок, потирая шею. Ухватил так ухватил, ничего не скажешь.

А на полу, около опрокинутого кем-то стола, поскуливая так жалобно, что сжималось сердце, лежал Бося.

— Эй, ты как? — голос дрожал и не слушался, но я упрямо откашлялась, рухнув на пол рядом с ним, и повторила вопрос, дрожащей рукой коснувшись маленькой лапки. Понимала, что ответить он не сможет, да и Дося, уткнувшаяся мордой мне в плечо, тоже ничего не объяснит, видела, что черная, некогда густая, шерстка истончилась, стала полупрозрачной и будто таяла, а из пропоротого темного бока мочалки неровными толчками на пол выливалась клубящаяся тьма. Разбиваясь о холодный камень, она рассеивалась, не оставляя после себя и следа. Все это я видела, но никак не могла принять простую и, в сущности, прекрасно понятную истину: жить Босе осталось недолго.

Тоненько тренькнув, он сжал лапкой мою руку, беспомощно заглядывая в глаза. Плакать нарзы не умели (да и зачем существам, созданным магией, плакать?), но боль, кажется, чувствовали.

А плакать… плакать могла я.

— Яна? — разделавшись с последним адептом, Раяр подошел, черной тучей нависая над нашей бедой.

— Он…, — размазывая по щекам слезы, я попыталась донести до хищника всю несправедливость произошедшей трагедии, но смогла только рвано выдохнуть и потерянно заткнуться.

— Если хочешь, я могу развеять его. Только перестань плакать, — голос у кошмара был напряженный и тихий, он ощущал мои эмоции и совершенно точно не мог понять, что происходит. Бося для Раяра был обычным нарзом. Магией, получившей форму, не больше. Я это понимала, но после этих его слов мне так сильно захотелось ему врезать, просто сломать об его голову стул, например, чтобы ему тоже стало больно.

— Я создам для тебя нового, — пообещал этот бесчувственный гад, присев передо мной на корточки. Бося тихо курлыкнул и крепче сжал мою руку, — двух, трех. Сколько захочешь, только перестань…

— Да не нужен мне другой! — взорвалась я, чувствуя, как меня накрывает неконтролируемая ярость. Как он мог такое предлагать? Как ему это только в голову пришло?

— Ты мне этого верни! — взревела я, подкрепив свое требование сильным тычком в широкое плечо.

Раяр поморщился, но промолчал, для разнообразия глянув на Босю.

— Проще будет сделать десяток новых, — признался он.

А я… Я разрыдалась в голос, прижимая ладонь к глазам. Дося, цеплявшаяся за мое плечо, тоже горько хныкала.