По тонкому льду
Шрифт:
— Обдумаем, — потер я руки, — за этим дело не станет. Главное, есть чем думать. Одной головой прибавилось. И какой головой!
Я обнял Андрея, и мы оба весело засмеялись.
6. Энское подполье
Подпольная борьба в тылу фашистов — не такое простое и легкое дело, как об этом иногда пишут. Законы подпольной борьбы суровы и жестоки. Чтобы посвятить себя ей, мало одного желания, беззаветной преданности, ненависти к врагу, мужества, готовности к подвигу. Нужны еще: недюжинные организаторские способности, непрестанная осторожность, повседневная бдительность, знание непреложных основ конспирации,
Но где было взять умудренных опытом людей?
До войны никто не подумал о том, чтобы хоть на всякий случай заранее подготовить сотню-другую организаторов нелегальной работы в тылу врага. Не подумал, видимо, потому, что начисто исключалась возможность глубокого фронтального вторжения врага в пределы нашей страны. Об элементе внезапности мы заговорили во весь голос лишь после неудач сорок первого года. Сердца и разум советских людей не принимали мысли о хотя бы временных успехах агрессора. Всей предвоенной жизнью они были подготовлены к решительному отпору врагу, если он рискнет на нас напасть.
И счастье наше состояло в том, что, помимо организованного подполья, война стихийно выдвинула на арену борьбы сотни и тысячи талантливых самородков-патриотов, в которых в годы мирной жизни трудно было предположить воинские таланты, геройство, готовность к подвигу.
Когда мы появились в Энске, костяк подполья, главным образом его руководство, был уже создан. Во главе подполья и подпольного горкома стоял один из бывших его секретарей, человек, проработавший в Энске около семи лет. Если бы ему надлежало жить в лесу и Оттуда руководить работой — дело иное, но его нелегальное положение в городе было равносильно провалу.
Руководителю подполья дали кличку Прокоп. Заместителем его назначили Демьяна, помощником — Прохора. Старшими трех самостоятельных, не связанных друг с другом групп стали: Челнок, Угрюмый и Урал. В четвертую группу вошли мы трое, и старшим ее стал Солдат, то есть Геннадий Безродный.
Перед нашей группой стояла предельно ясная задача: заниматься сбором разведывательных данных о противнике и информировать Большую землю. Задача слагалась из двух частей: собирать сведения и передавать их. А чтобы передавать, мы должны были иметь связь с Большой землей. Должны. Но мы ее не имели, как не имело ее и руководство подполья.
Что такое разведчик без связи? Ноль. Грош ему цена. Он бесполезен для своих, не страшен врагу. Он подобен копилке с деньгами, оброненной на дно моря.
Нас могут спросить: "А вы предпринимали что-либо для установления связи?" Да! "Достигли цели?" Нет! Мы потеряли четырех курьеров, направленных к передовой. Ни один из них не вернулся обратно, ни один не перебрался на ту сторону. Да и не так это просто — достигнуть передовой. Не так просто перейти вражеский рубеж. Кто мог в те дни, когда нас оставляли в тылу, думать, что враг подойдет к Москве? Кто мог предположить, что Энск останется в глубоком тылу?
А пройти чуть ли не четыреста километров, минуя основные магистрали и населенные пункты, подвергаясь на каждом шагу опасности быть схваченным, — это чего-нибудь да стоит.
Предпринимала ли Большая земля меры к налаживанию связи? Тоже предпринимала, но узнали мы об этом уже в сорок втором году, в июне, когда до нас добрался наконец курьер. Он опустился с радиостанцией на парашюте в лес и с большим трудом проник в город. Но он не был радистом. Радистка сидела в Минске, и нам предстояло вызволять
Лишь в конце июня сорок второго года мы подали о себе первую весточку.
Вплоть до июня мы работали вхолостую. Мы собирали ценнейшие сведения о враге, но что они могли значить? Мы не могли их реализовать.
В конце сорок первого года Андрей высказал мысль — переключить силы нашей разведывательной группы на помощь городскому подполью. Мы, конечно, все разведданные передавали руководству подполья. Но ему не все они были нужны, представляя ценность для командования фронта. И мы решили помочь подполью в подрывной, боевой работе. Я поддержал Андрея. Геннадий запротестовал. Это была первая серьезная стычка с ним в тылу врага. Андрей не ошибался в надеждах, что Геннадий изменится. И он, пожалуй, изменился, но не в лучшую сторону. С первых же шагов стал не в меру осторожен и осмотрителен, усложнял все, к чему прикасался. Любая опасность в его представлении несла в себе неизбежную гибель. А ведь без риска, конечно, рассчитанного, думать о победе было наивно. Предложение Андрея требовало участия, и притом активного участия, в борьбе, сопряженной с риском и опасностями. И Геннадий запротестовал: "Это еще что такое? Кто нам дал право нарушать приказ центра? Каждый занимается своим делом. Надо брать пример с армии. Там летчика не посадят на место танкиста, танкиста не заставят минировать дороги. Предложение Андрея равносильно желанию сделать из инженера-металлурга акушерку. Наша задача — разведка и контрразведка. Ясно?"
Нет, нам было не ясно. Я был твердо убежден, что Геннадия устраивает его нынешняя роль обработчика сводок. И на большее он не пойдет.
Формально он, возможно, был прав. Но ведь подполье — это не армия. И мы не на фронте. Сравнивать их нельзя. Я сказал ему, что ошибка в выборе средств борьбы менее преступна, чем бездействие, и что я требую доложить мое и Андрея мнение секретарю горкома.
Геннадий ухватился за это. Он обязательно доложит. Он был убежден — и не скрывал этого, — что секретарь примет его сторону. Но ошибся: Демьян поддержал нас. Мы придали своей группе боевой характер. Горячая, опасная борьба захлестнула нас. Мы быстро сжились с ней я быстро "обуглились".
7. Первые провалы
Как бы ты ни был удачно "устроен" в городе, захваченном врагом, какой бы хитроумной выдумкой ни прикрывался, быть абсолютно уверенным в своей безопасности нельзя.
Понимал это каждый из нас. Понимал, что от личного благополучия зависит благополучие подполья. Нужно быть постоянно начеку. Опасность ходит рядом, под руку, спит с тобой в кровати, заглядывает в глаза. Нужно ежечасно, ежеминутно помнить: один непродуманный, опрометчивый шаг погубит не только тебя, но и твоего товарища и само дело.
А дело требовало борьбы. Борьбы жестокой, смертельной. И она не могла обойтись без жертв.
Первый удар мы приняли сразу же после захвата города гитлеровцами. Исчез руководитель подполья — секретарь горкома Прокоп. Исчез загадочно и бесследно.
Всех охватила тревога. Высказывали смутные догадки, нелепые предположения. Геннадий допускал возможность бегства Прокопа с нашими частями. Демьян был уверен, хотя ничем не мог подкрепить свою уверенность, что Прокопа схватили оккупанты, когда проводили массовые аресты советских граждан. Прохор был настроен оптимистически и предлагал ждать: возможно, Прокоп, почувствовав угрозу, скрылся в лесу и скоро даст о себе знать. Но все это были только предположения и догадки. А жизнь требовала решений и действий.