По тонкому льду
Шрифт:
Я быстро оделся и вышел. Глазам моим открылось изумительно белое сияние снега. Он был всюду: на земле, на крышах, на заборах, на верхушках телеграфных столбов и на проводах. Стоял чудесный морозный день, первый день нового, сорок третьего года. В небо над вокзалом медленно тянулись столбы дыма, заволакивая чистые облака. Состав продолжал гореть, а виновник пожара в это время крепко спал.
По пустынным улицам дремавшего города вяло бродили патрули. Сегодня их было необычно много. Оно и понятно.
Прежде чем я добрался до дома
К Геннадию должен был заглянуть и Андрей. Так условились мы после заседания. Дневная встреча нас не пугала. Я являлся сотрудником управы, а Андрей вербовщиком абвера. На худой конец встречу у Солдата он мог оправдать намерением привлечь нас к сотрудничеству с абвером.
Геннадия я застал за бритьем. Он сидел у окна перед небольшим куском зеркала от разбитого прожектора, неторопливо мылил щеки и старательно выбривал. Лицо его, заметно припухшее, с мешками под глазами, убедительно свидетельствовало о том, что Новый год он встретил не без шнапса.
На мое приветствие он едва ответил. Я думал, что Геннадий поинтересуется вчерашним балом у бургомистра, но он не задал никаких вопросов и вообще не проявлял желания разговаривать Молча добрился, подошел к рукомойнику и стал полоскаться. В это время подал голос его наследник. Он спал на диване между подушками и начал орать так, будто с него снимали кожу. Геннадий прервал умывание, наскоро вытерся, взял своего питомца на руки и неловко пестуя, принялся успокаивать.
Я смотрел на Геннадия и думал. Дети есть дети. И этого пацана он должен любить. Но почему он ни разу не вспомнил и не заговорил о Наташе — своей единственной дочери? Неужели она не оставила никакого следа в его душе? Мне неудобно было начинать с ним разговор на эту тему, но очень хотелось. А я Наташу и мальца Мишу часто видел во сне.
Ввалился с мороза Андрей, озябший, покрытый инеем.
— Привет. С Новым годом, — бросил он деловито. — Сегодня ночью две мои группы выбрасывают в партизанскую зону. Одну — в район Борисова, другую — под Смоленск. Знаете, что кокнули Пухова?
Я кивнул. Геннадий промолчал.
— А что, радиоузел взлетел на воздух? — опять спросил Андрей.
Я снова кивнул. Геннадий расхаживал по комнате и, легонько постукивая ребенка по мягкому месту, что-то мурлыкал. Он никак не реагировал и на мое сообщение о том, что Трофим Герасимович с напарником подожгли состав с горючим.
Андрей внимательно поглядел на Безродного, вынул из кармана смятую сигарету, расправил ее и закурил.
— У меня только что был гауптман Штульдреер, — проговорил он и, достав из кармана клочок бумаги, протянул мне. — Это координаты моих хлопцев. С завтрашнего дня их можно слушать. Уведоми Решетова!
На моем лице застыл вопрос. Что значит "уведомить"? Это значит — зашифровать телеграмму. А шифр-то у Солдата!
Андрей внес
— Шифр передай Дим-Димычу.
— И не подумаю, — усмехнулся тот и поддал сильного шлепка сыну.
Андрей нахмурился.
— Да-да, — подтвердил Геннадий. — И не подумаю. Или тебе, или никому. Ни о каком Дим-Димыче не может быть и речи.
— А если Демьян… — начал было Андрей.
Вспыливший мгновенно Геннадий резко оборвал его:
— Плевать я хотел на твоего Демьяна! Я подчиняюсь горкому, а не ему. Тоже мне умник нашелся. Командовать мастер. Подумаешь, пуп земли русской. Пусть сидит в лесной норе и занимается своими делами. И нечего совать нос куда не следует.
Андрей улыбнулся и спокойно вставил в паузу:
— Быть может, ты сам скажешь об этом Демьяну?
Слова эти больно задели Геннадия.
— Предоставляю эту возможность тебе. Лижи ему задницу!
Мне очень хотелось, чтобы Андрей встал, подошел к Геннадию и дал ему по физиономии. Ему это сделать было совсем не трудно при его росте и силе. Но он только побледнел. Побледнел и сказал:
— Демьян умеет командовать, ты прав. Тут он мастер, а ты и в подмастерья к нему не годишься.
Геннадий подошел к кровати, швырнул в нее своего сына и, энергично жестикулируя, вновь стал выплескивать свою злость:
— Ни черта он не умеет, твой Демьян. Только корчит из себя. В подполье провал за провалом. Сам виноват, а на других хочет свалить. Ищи ему предателя! Xa! Сам пусть ищет!
Андрей тяжело опустил руку на стол и встал.
— Хватит! Не будем ослами. Давай шифр!
Геннадий хотел что-то сказать, глотнул воздух и молча вышел в другую комнату. Вернулся оттуда со спичечным коробком в руке.
— Здесь все.
Андрей неторопливо проверил и передал коробок мне.
— У тебя будет, — проговорил он.
Геннадий посмотрел на нас и глухо, сдерживая злобу, произнес:
— Ладно. Проваливайте. Без вас тошно.
Андрей кивком указал мне на дверь. За порогом он сказал:
— Составь две телеграммы Решетову. В одной укажи, что по инициативе Демьяна горком развенчал Геннадия. Во второй сообщи о новогодних ударах. Добро?
— Ладно.
— Я виделся с Пейпером, — продолжал Андрей. — Да, он беседовал в приемной доктора с Помазиным.
— Это очень важно, — заметил я.
— Во всяком случае, этого типа сейчас знают в лицо трое наших. Посмотрим, что даст нам понедельник.
Мы расстались. Поскольку Новый год выпал на пятницу, а в пятницу у доктора был приемный день, я имел все основания заглянуть к нему. Там никаких новостей не было. Небольшая новость заключалась в радиограмме за подписью Решетова. Я расшифровал ее дома. Она гласила:
Днями в Энске должен появиться оберштурмбаннфюрер СС Себастьян Андреас. Примите все меры, чтобы узнать, с кем из горожан он будет иметь встречи.