По ту сторону экрана

Миненкова Татьяна

Собственной машины, тем более такой комфортной и красивой как эта, у меня не было. Я предпочитала добираться на работу на метро, поэтому молчание спутника меня не напрягало. Просто наслаждалась поездкой, получала эстетическое удовольствие от созерцания улиц и, чего уж скрывать, иногда осторожно, из-под ресниц разглядывала своего попутчика, который, увлеченный чтением, задумчиво кусал нижнюю губу и хмурил широкие светлые брови.

Еще не успела понять собственное отношение к тому, что Деспот ни с того ни с сего решил сделать меня своим помощником. Причем, теоретически, я была им и так, поскольку до этого числилась

в штате его отца, но что-то подсказывало мне, что с этого дня мой статус и обязанности кардинально изменились. И к лучшему это или нет, покажет время. Сейчас понятно лишь то, что так просто и легко как раньше уже не будет. С таким как Деспот слова «просто» и «легко» даже в одном предложении не применяются.

Водитель остановил автомобиль у входа в суд. Мрачно оглядев собравшуюся у стеклянных дверей толпу, Денис сунул документы в черную папку и молча уверенно вышел, а я последовала за ним. Промозглый уличный холод не успел пробраться под мой слишком легкий для последних зимних дней, жакет, потому что вслед за шефом я торопливо проскользнула в огромные автоматические двери.

Внутри огромного холла дул горячим воздухом кондиционер, тут же растрепавший и без того успевшую стать неаккуратной прическу. И пока Лазарев предъявлял свое адвокатское удостоверение и сообщал судебным приставам о цели своего визита, я торопливо поправила волосы и очки, одернула длинную и широкую темно-серую юбку из плотного крепа. Следом за Деспотом протянула и свое удостоверение помощника, но пристав с улыбкой отмахнулся, словно не счел меня персоной, представляющей угрозу. В отличие от Лазарева. Хотя, тут я не могла с ним не согласиться. Деспот олицетворял опасность одним своим видом и с первого взгляда производил впечатление человека, с которым лучше не связываться.

Пока сверкающая кабина стеклянного лифта поднималась на нужный этаж, внезапно ощутила волнение. Мне доводилось бывать в этой части здания суда во время институтской практики, но тот визит не оставил в памяти яркого следа. Зато сейчас я с интересом разглядывала двери кабинетов судей и залов заседаний, на первый взгляд почти не отличающихся от тех залов, где рассматривали гражданско-правовые споры.

И все же было в них нечто неуловимо-притягательное. То, что делало эти двери особенными. Изо дня в день за ними принимались судьбоносные решения, рушились чьи-то планы, восстанавливалась социальная справедливость. Было в этом что-то, что вызывало неподдельное любопытство и желание погрузиться в этот опасный, но увлекательный мир.

Только сейчас осознала, насколько разными были «ставки» в гражданских и уголовных делах. Рискуя получить негативные решения суда по первым, участники могли в худшем случае потерять деньги, и даже иногда немалые. Но получив обвинительный приговор по вторым – можно было лишиться свободы, а это, пожалуй, гораздо страшней.

– Здравствуйте, Денис Станиславович, – уважительно обратился к Лазареву один из стоящих в коридоре мужчин, одетый в синюю форму сотрудника прокуратуры. – Могу я с вами кое-что обсудить?

– Можете, – бесстрастно отозвался Лазарев и глянул на меня. – Ева Сергеевна, отметьте наше прибытие у помощника судьи и передайте мое удостоверение и ордер.

Станислав Викторович раньше никогда не просил ни меня, ни Зеленую, сопровождать его в судебных заседаниях, считая, что

у нас и без того достаточно работы. И хотя теоретически я представляла, что именно должна делать, хотелось получить от Деспота чуть больше конкретики. Однако тот, вероятно, счел бы лишние вопросы еще одним проявлением моей некомпетентности. Поэтому молча взяла из его руки протянутые документы и отправилась в нужный кабинет, определив его по фамилии судьи, которая была мне известна.

Там меня встретили неодобрительными взглядами две девушки, примерно моего возраста, сидящие за соединенными друг с другом столами. При моем появлении обе с недовольством переглянулись, словно обменявшись безмолвными понимающими репликами.

– Вообще-то необходимо стучать, – сходу категорично заявила одна из них, которая и была помощником, делая вид, что чем-то крайне занята, хотя чашки с горячим чаем на столе и надломанная шоколадная плитка утверждали обратное.

Они мне тоже не особенно понравились, однако воспитание и нежелание ругаться сыграло свою роль в том, что я решила не делать собственную неприязнь очевидной.

– Прошу прощения, – не стала углублять конфликт я. – Хотела сообщить о том, что для участия в судебном заседании, назначенном на четырнадцать часов, прибыла сторона защиты и передать вам ордер и удостоверение защитника.

– А вы кто? – полюбопытствовала вторая, оказавшаяся секретарем, не стесняясь моего присутствия, ломая шоколадку еще на несколько кусочков.

– Помощник адвоката.

Когда удостоверение и ордер оказались на столе, прозвучало недоверчивое:

– Вы – помощник Лазарева?

Кивнула и подверглась на этот раз еще более пристальному осмотру, после чего помощник и секретарь снова многозначительно переглянулись между собой.

– Свое удостоверение тоже оставьте, если планируете присутствовать в судебном заседании. И можете идти.

Обе работницы аппарата судьи были словно единый организм, понимающий друг друга без лишних слов и одинаково реагирующий на любые внешние раздражители. И я интуитивно чувствовала, что этому организму не нравлюсь. Но никогда и не считала нужным нравиться всем вокруг поголовно.

Вытащила из сумки собственное удостоверение. А положив его на стол, с радостью покинула негостеприимный кабинет, поспешив закрыть за собой дверь. Но облегчение, которое я при этом испытала, было преждевременным, потому что дверь оказалась слишком тонкой, чтобы я не услышала вслед язвительное:

– Да уж, Эльвира была в разы эффектнее, но, говорят, она от Лазарева и залетела, так что вернется не скоро.

– Вполне вероятно. Раз уж теперь он взял на ее место такую замухрышку. Видела, во что она одета?

– Ага, а эта гулька на голове и бабушкины очки чего стоят!

Дальше постаралась не вслушиваться, хоть это и было непросто. Сдержала желание провалиться сквозь землю от вспыхнувшей злости и почему-то стыда от этих слов. И вдвойне неприятно стало оттого, что Лазарев, который к этому моменту уже закончил разговор с прокурорским работником, тоже все прекрасно слышал. При этом, он не выглядел недовольным или даже удивленным. Его лицо выражало скорее легкую степень любопытства.

Ёшкин кодекс, да две эти барышни всего лишь аппарат судьи. Их должности ничем не лучше, если не хуже, моей. Откуда, спрашивается, столько высокомерия?