По ту сторону огня
Шрифт:
Машину трясло, раскачивало, бросало из стороны в сторону, но всё же не так, как в прошлый раз, когда она шла в обратном направлении — к ядру Солнца. Лишь когда солнцеход пересекал тахоклин — относительно тонкий, толщиной всего в два километра, слой плазмы, разделяющий лучистую и конвективную зоны, иными словами — область сдвига (слой конвективного переноса вращался вокруг ядра с другой скоростью, нежели слой лучистого переноса), Дэву пришлось напрячь все свои «мускулы», чтобы удержать солнцеход на траектории возвращения и не сбиться с курса. Однако обошлось.
На
Пассажиры теперь почти не покидали отсек управления, в нетерпении ожидая конца пути, и спускались в отсек отдыха лишь по неотложной надобности и для того, чтобы торопливо поесть. Разговаривали мало, но не потому, что надоели друг другу, а в силу того, что понимали друг друга с полуслова.
Впрочем, иногда Ходя ради психологической разгрузки затевал какую-нибудь дискуссию типа той, которая привлекла даже внимание Катерины. Тему дискуссии можно было назвать приблизительно так: «О пользе клаустрофобии для поддержки многовариантной любви при почти полном отсутствии противоположных полов». Что понимал под «многовариантной любовью» сам Хасид Хаджи-Курбан, человек железных моральных устоев, выяснить не удалось, но спорили азартно, особенно Катя, сообразившая, что Ходя имеет в виду их положение: двое мужчин и одна женщина в условиях полной изоляции, и как бы развивались их отношения в случае, если пришлось бы находиться втроём долгое время. Сошлись на том, что, как поётся в песне: «Уйди с дороги, таков закон, третий должен уйти». Иначе какой же ты друг? Применительно к ситуации внутри «крота» «третьим лишним» был Хасид, затеявший дискуссию, он же и уступил в конце концов, дав выговориться спутникам, отношения между которыми уже вполне можно было назвать семейными.
А однажды солнцеход выполз на край удивительного плазменного массива, похожего на снежный склон гигантской горы, и Хасид, остановив машину, тут же вспомнил о своём опыте спортсмена-экстремала.
— Красиво, правда? Вы никогда не спускались с горы на лыжах или на сноубордах?
— И не один раз! — заявили в один голос Кузьма и Катя. — На лыжах.
— Где?
— В Куршевеле, в Альпах, — сказала Катя.
— На Кавказе, — добавил Кузьма.
— Это не то. Я спускался на сноуборде с Эльбруса, — похвастался полковник.
— Первый раз от тебя слышу, — с сомнением проговорил Кузьма. — Когда это было?
— Я был молод, горяч, любил пошалить. Да и сейчас люблю. Хотите, научу вас кататься на досках? Вместе спустимся с Эльбруса.
— Надо ещё добраться до Земли.
— Куда мы денемся?
Катя начала выспрашивать у Хасида подробности спуска, а Кузьма вновь подумал, что Ходя нарочно затевает подобные разговоры, не ради хвастовства, а исключительно ради психологической поддержки друзей. Дружбой такого человека нужно было дорожить.
— Как там Герка? — вспомнил вдруг Ромашин ксенопсихолога, третьего члена их мужской
— А что ему сделается? — пожал плечами Хасид. — Он теперь в надёжных руках контрразведки, сыт, одет, обут и в полной безопасности.
Катя фыркнула.
— Вы думаете, что он уже перешёл из своего института в контрразведку?
— Даже если и не перешёл, то его китаянка всегда найдёт способ проконтролировать, где он, с кем и какая ему угрожает опасность.
Посмеялись и снова дружно увлеклись созерцанием солнечных недр, пытавшихся раздавить, расплавить и испепелить корпус «крота». Но машина, созданная человеческим гением, выдерживала пока все удары огненной стихии.
На седьмые сутки пути с момента старта из замёрзшего ядра Солнца они вошли в кипящий слой фотосферы и впервые увидели над океаном жидкого огня красивую дугу протуберанца.
— Ура! — закричала Катя, хлопая в ладоши.
Мужчины промолчали, не беря на себя ответственность предсказать, что ждёт их впереди.
Фотосфера и хромосфера Солнца никаких неожиданных сюрпризов не преподнесли, если не считать того, что их температура немного отличалась от той, какую измеряли датчики солнцехода перед погружением в Солнце. Так температура фотосферы оказалась на двести двадцать градусов выше — пять тысяч девятьсот градусов, а температура хромосферы «зашкаливала» за семьдесят тысяч градусов Цельсия вместо прежних шестидесяти тысяч. И всё же, по мнению экипажа вынырнувшего «крота», это были несущественные изменения обстановки, вполне объяснимые воздействием «огнетушителя Дьявола» на физические процессы Солнца.
Чудеса начались чуть позже, когда солнцеход пронзил корону светила и приблизился к Меркурию.
Во-первых, в эфире царило странное молчание! На всех диапазонах связи, как в электромагнитном, так и в «струнном».
Во-вторых, инфраструктура космических поселений в поясе Меркурия отсутствовала! Точнее, если раньше, всего две недели назад, до броска в Солнце, любой космический путешественник мог наблюдать на орбите вокруг светила пояс солнечных батарей и целую систему спутников разного назначения, а на самом Меркурии — гигантские решётки энергозаводов, купола исследовательских станций и обсерваторий, то сейчас ничего этого не было и в помине!
Впрочем, какие-то сооружения в сумеречном поясе Меркурия оптика солнцехода обнаружила, да и в космосе летали какие-то совсем редкие объекты, но такого странного вида, что оторопь брала! А главное, выглядели они так, будто подверглись мощной метеоритной бомбардировке. Одним словом — как развалины!
Дэв по просьбе Кузьмы увеличил изображение одного такого объекта, крутившегося вокруг Меркурия, и соларнавты некоторое время сосредоточенно рассматривали трёхосный эллипсоид, пронизанный пучком труб длиной в два километра. В явно металлическом корпусе эллипсоида зияли неровные бреши, трубы кое-где выглядели так, словно их пробила шрапнель, и от всего этого непонятного сооружения веяло такой угрюмой обречённостью, что у землян сжимались сердца.