По ту сторону пламени
Шрифт:
— Он запрещал мне смотреть ужастики… хотя теперь я и сама не буду.
— Будешь, не волнуйся, — успокаивает девушка. — Через месяц сегодняшний день покажется всего лишь очень ярким сном или услышанной сказкой, я обещаю.
— Конечно, нет! Как такое может быть?! — удивляется малышка. Незнакомка беспечно отмахивается, но в прищуре светлых глаз прячутся искры: она знает, о чем говорит.
— Они хотят попрощаться. Все трое еще тут, и им важно знать, что ты расскажешь их историю.
— Зачем? Кому? Кто мне поверит?
— Однажды у тебя будут дети. Дети любят истории,
— Что?
— Ничего, — смаргивает, шарит по карманам. Достает потертый блокнот. — Суть в том, что сейчас эти четверо — лишь местная страшилка. Заложные покойники. Мы должны вернуть им лица. И надо поспешить: время роз заканчивается. Духи тоже боятся умирать, и, возможно, будут сопротивляться, — из ямы тянет холодом. Заглянув внутрь, вижу, что цветы ссохлись и потемнели, а выкопанная земля ручейками бежит вниз. Голова идет кругом, мигрень простреливает виски. Зажмуриваюсь, сжимаю стучащие зубы, выдавливаю:
— Почему здесь ночь? Где мы? — девушка издалека отвечает:
— На другой стороне мира.
— Это ты была в арке? Перед переходом сюда, — пусть она, иначе как я вернусь? Такие плотные силуэты хуже всего: они говорят. Шарят рядом, в стенах, месяцами, дотрагиваются и ранят, шепчут и кричат даже днем, заглушая прочие звуки. Я не выдержу, мне нужно отдохнуть. Поспать, пока не зашло солнце. Сколько времени мы здесь? Будто годы. Вдруг дома уже закат? Я не переживу еще одной бессонной ночи. Скажи, что это ты…
— Нет, сама знаешь, — вскидываюсь, но она уже отвернулась и командует:
— Дай ей нож! Я займусь защитными чарами. Призраки не смогут выйти за пределы круга. Когда появятся, ты — скажи их имена: Эйлин, Натан, Анна и Истер. Повтори!
— Эйлин, Натан, Анна и Истер! Зачем мне нож? — девочка принимает оружие. Держит, смешно вытянув руки. В голосе пляшет паника.
— Надо порезать руку, а потом отдать его призракам. Подойдите к могиле, — заметив, что мы не двигаемся с места, девушка раздраженно поясняет:
— Ты обязана им жизнью. Отдавая кровь, показываешь, что знаешь и ценишь это. Железо же… нож прогоняет призраков из реальности живых. Ритуал, по сути, просто прощание. Если не примут дар, ударьте каждого ножом. Возможно, придется побегать. Из дома им не выйти, а навредить, пока я читаю заклинание, духи не в силах. Так что не бойтесь и ни в коем случае не мешайте мне. Ясно? — она открывает блокнот.
— Я не смогу их поранить! — девочка пятится, прижимая нож к груди. Ловлю за шиворот:
— Я смогу, все нормально. Главное — кровь и имена. Помнишь имена?
— Эйлин, Натан, Анна и Истер! Но как узнать, кто где?
— Да плевать. Заткнулись и приготовились. Я начинаю, — девушка закрывает глаза, выдыхает и чертит в воздухе полупрозрачный знак. Кладет сверху руку — зыбкие линии расплываются в сложный узор, паутиной повисают между нами. Шар полыхает белым светом, прогоняя
— Имена! Говори имена! Давай же! — круг порошка осыпается вместе с землей. Мешочки ползут, а мертвые становятся ярче, вспухают объемом. Я качаюсь от накатившего морока, встряхиваю девочку:
— Скорее! Они впитывают нашу жизнь!
— Эйлин! Натан! Анна! Истер! — она с плачем падает на колени, роняет нож и закрывает голову руками. Перехватываю оружие и дергаю за запястье. Режу ладонь. Края раны раскрываются ртом. Проступают алые бисеринки, медленно набухают, а потом черная кровь моментально заполняет разрез, жарко выплескивается. Господи. Шрам будет больше моего! Прижимаю лезвие, переворачиваю, пачкая.
— Дай им нож, живо! — окрик из-за спины. Я пропустила, когда оборвалась молитва. Защитный контур разрушен. Отталкиваю девочку на землю. Малышка рыдает и баюкает раненую кисть, но перестает существовать, когда я делаю шаг вперед. Мертвые совсем близко. Вновь чувствую запах огня, но не старый едкий дым, нет — боль горячих танцующих языков. Время и кровь будто замедляют ток. В ушах шумит, а на периферии зрения мелькают изломанные силуэты.
Они нашли меня.
Голодные тени скользят за окнами. Рвутся и перетекают, уклоняясь от света. Ищут лазейку. В сравнении с ними, двое впереди живее всех живых. Протягиваю окровавленное лезвие. Сзади щелкает взводимый курок.
Верно, пули тоже из железа. Навсегда духов не прогонят, но нас защитят.
Я почти вижу, какими они были. Искрами в изувеченных разложением чертах, звуками: имена возвращают покойникам лица. Прикосновение костей в черных ошметках мяса отзывается морозом за лопатками.
Теплая кожа.
Кем бы они не казались, внутри мы одинаковы.
Разжимаю пальцы. Нож падает в могилу.
Стены вздрагивают. Мир накреняется, расплывается на мгновение, где-то лопается стекло — прямо в моей голове. Воздух мерцает, пропуская мальчика домой.
Нарастает звон. Упав на колени, закрываю уши, только не помогает. Если тени тоже войдут, что со мной станет? Может, у незнакомки есть молитва и на этот случай?… Господи, невыносимо гром…
— Эй. Ты жива? — что-то давит под ребра. Ботинок.
— Отвали, — с трудом переворачиваюсь набок. Земля обжигает холодом щеку. Вокруг очень тихо и легко. Пусто. Тьма… ушла, забрав тревожные шорохи. Я выдыхаю не вижу дыхания.
— Вы молодцы. Я думала, будет хуже.
Да уж. Хорошо, что они не сопротивлялись. Я бы не смогла гоняться за призраками с ножом — после того, как видела их живыми. Поднимаюсь и помогаю встать бледной как полотно девочке.